|
- Рынок - это просто жопа! Он засунул всю пятерню, на каждом из пальцев которой был выколот крест, в густую черную шевелюру и взъерошил ее. На седока он теперь стал походить меньше. Толстая губа над тяжелой нижней челюстью аж дрожала от возмущения. Он едва дождался очереди, чтобы поведать о тяжелой жизни работника ножа и топора. Мы за долей на наш Южный рынок пришли. А нас хачики поджидают. Стеной стоят и орут: «Свободу национальным меньшинствам!» Мы им: "Вы чё, охренели? Бакшиш давай! Плати!» А те: «СЭС плати, ментам плати, еще и вам плати! Бэспрэдэл, панимаиш! Ухады, дарагой, - орут. - Ухады, пажалюста, а то зарэжэм»… Хачики? - возмутились собравшиеся. Да все! - выступающий тряхнул гривой. - Хачики, молдаваны, хохлы, жиды. Комиссионку -У Шапиро» знаете? Самая крутая такая у нас. Пришли, а там четверо здоровых молодых хмыря с пейсами. И с помповиками!!! Секьюрити, бля! Моссад! Мы, говорят, если не свалите, сейчас Палестину вам тут устроим. Ваще, бля, охренели! А из подсобки сам Шапиро выглядывает. И еще лыбится, жидовская морда… В общем, слинять пришлось. Против помповиков голыми брюхами переть - себе дороже. Ладно, думаем, на колбасе свое возьмем. И прямиком - на заводец имени Сергея Лазо. Обычно ведь как было - встретят, долю отстегнут, колбаской угостят. А тут навстречу быки в окровавленных халатах и с тесаками мясницкими. Здоровые такие на свежем мясе-то… А, говорят, пришли? Вовремя, бля, говорят, успели. Мы как раз новую колбасу начинаем выпускать. Сейчас -Братковскую» готовить будем. А высшего сорта -та "Конкретной» называться станет. Еле сдернули оттуда, бля… Над столами стоял мерный гул. Присутствующие тихонько переговаривались, обмениваясь впечатлениями. Но громкого возмущения пока никто не высказывал. Переваривали и сытный обед, и услышанное. Савелий Павлович жестом ладони усадил выступающего на место. И предоставил слово представителю технической интеллигенции. Из-за стола встал начальник отдела развития компьютерной фирмы господина Круглова, Костюм у него был неброский, но качественный, из темно-синего материала, а очки в роговой оправе на кончике носа делали поднявшегося похожим на чиновника средней руки или старшего научного сотрудника НИИ. И только выколотый перстенек польского вора на пальце говорил о том, что речь держать собрался не лох неразумный и не лось сутулый. На цифирки глядя, любой мог уяснить, что было у «эсэнэса» три ходки общим сроком в девять годков. Как с куста. Бывший вор-одиночка откашлялся и доложил собравшимся деловым тоном:
- Собственно, у меня скорбных сообщений - три. Во-первых, господа из мэрии вообразили, что они управляют городом. И взялись это рьяно доказывать. Из комитетов отозваны четыре наших представителя, смотрящих там за порядком, чтобы все было ништяк. Во-вторых, нас бортанули на заседании по распределению участков городской площади в новых микрорайонах под застройку. Объявили тендер, нужных человечков мы им привели, все на мази было. А на деле - нас даже на заседание конкурсной комиссии не пригласили. Решения вынесены в пользу левых фирм. Одна из которых принадлежит зятю мэра, кстати. Никакой совести у людей. Мы же лишились возможности открыть еще один компьютерный центр, который приносил бы в «общак» до сотни тысяч зеленых ежемесячно. И, наконец, спешу вам сообщить, что в коридорах власти снова возобновлена работа над постановлением об усилении борьбы с криминалом в городе и области. Поимейте в виду, господа. Любого из нас может коснуться. Хотя лучше, чтобы не касалось… Поднялся четвертый жалобщик. Этого ни с кем спутать было нельзя. Ходячее произведение искусства. Руки у него были синими от портачек. Наколки были на шее, на ушах, на веках глаз. Тюремные художники поработали над ним на славу. - Не гони волну, Ньютон. Постановлением больше, постановлением меньше… видали мы их. Хуже другое. Красные шапочки головы подняли. Те, с кем всегда работали, борзеют на глазах, будто подменили, мать их. |
