Человек у двери понятия не имел, откроется ли дверь. В этот миг, на лезвии бритвы между жизнью и смертью, человеку оставалось лишь верить, что после слова ДОСТОИН исчезнет вопросительный знак.
Преследователи ломились в глухую белую стену без всяких признаков какого-либо люка, но отыскать, как проход открывается, у них не получилось.
Доложив ситуацию, командир волков получил приказ взорвать стену, но в этот момент во всех тоннелях пещерного лабиринта вместо зеленоватых лампочек разверзлись пасти активированных, выведенных из спячки огнеструев, внедренных в толщу камня не ведомыми нынче никому самыми первыми хозяевами церкви и пещеры за ней, и пространство коридоров заполнил жидкий огонь.
О том, что по правому коридору от развилки кто-то ушел, волки знали, но эти цели не были приоритетными и потому оставлены на потом.
А ушедшие туда свою цель – спрятаться! – достигли. И новый проводник, воскресший мутант, перед тем как выполнить обещанное и спрятать, вспомнил, как можно наказать тех, кто явился в пещеру извне, чтобы обидеть ее текущих хозяев.
И наказал.
Обещания, которые он давал своим детям, отец семейства выполнял неукоснительно.
Иногда в выродках Трота, мутировавших из людей, оставалось хоть что-нибудь человеческое.
Переступив порог белой двери, я попал в полутемный коридорчик, не больше прихожей в моей квартире-трешке, оставшейся где-то там, в городе внешнего мира, в прошл… точней, позапрош… или даже скорей позапозапозапрошлой жизни. Я и не вспомню сразу, какое имя тогда носил. Впрочем, имя не столь важно. Переступив через порог, я, по сути, отказался от того, которое ношу сейчас, перевел его в разряд прошлых, а каким в будущем станет новое, не знает никто, начиная с меня самого. Главное, чтобы оно было.
Здесь горел тусклый свет. Слабая, максимум двадцать пять ватт, лампочка накаливания висела прямо на потолке, не посередине, а ближе к еще одной двери. Той, что в противоположном торце коридора.
Я посмотрел на эту дверь, и мне сразу стало понятно, что я пришел именно туда, куда хотел. Ходка завершена.
Но вместе с черной дверью я увидел совершенно не предполагавшийся сюрприз.
Я попал сюда не первым.
Вот уж воистину внезапная неожиданность. Я как-то совсем позабыл о существовании шедших до меня…
У той двери, порог которой я только намеревался переступить, на полу сидел полуживой сталкер. Не знаю, в какую анормальную ловушку он влез, но человек был весь покрыт запекшейся кровью, его иссохшееся, почти голое тело усеивали кое-как закрывшиеся раны и порезы, но худшим из всего выглядело то, что бедолага лишился глаз, хотя был еще жив.
– Наконец-то ты пришел, – изнуренно прохрипел он, повернув голову ко мне и уставившись на меня черными, обожженными, пустыми глазницами. – Я верил, что появишься ты, идущий после меня…
От этого «взгляда» у меня тигриные когти проскребли по спине. Этот полутруп меня явно видит, и сидит он здесь, судя по всему, давно. Но как-то все не умирает и не умирает, хотя при этом и не пытается выбраться и не убивает себя сам. Напротив, он говорит так, как будто специально ждал именно меня… Вопросы, снова вопросы, но я понимал, что иначе никак.
Я пришел в непростое место.
И это лишний раз подтверждал правильный треугольник, нарисованный на стене. Он же «дельта», четвертая буква греческого алфавита, произошедшая от финикийской «далет», обозначавшей, конечно же, «вход в палатку» или попросту «дверь».
Моя попытка удачней, чем у других. Я нашел ее.
– Ты говоришь так, словно ждал меня, – нарушил я затянувшуюся паузу.
– А что в этом удивительного? – проговорил ослепленный.
– Да хоть бы и то, – я точно знал, что перед тем, как заговорить, у меня на секунду искривился уголок рта, – что твой внешний вид свидетельствует, что у тебя должно быть много своих собственных, более насущных проблем. |