– Ты говоришь так, словно ждал меня, – нарушил я затянувшуюся паузу.

– А что в этом удивительного? – проговорил ослепленный.

– Да хоть бы и то, – я точно знал, что перед тем, как заговорить, у меня на секунду искривился уголок рта, – что твой внешний вид свидетельствует, что у тебя должно быть много своих собственных, более насущных проблем. А вообще я думаю, что тебе пора уже всерьез задуматься о том, чтобы освободиться от бренного существования, и…

– Думал, думал! – зло перебил он, и даже изнуренный голос его чуть окреп. – Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Я много думал, пока ждал тебя здесь. В эту часть пещеры уже давно никто не заходит. Стала она, понимаешь ли, никому не нужна… – Он замолчал, то ли выдохшись, то ли не зная, как сформулировать дальше. – Я ведь тут уже давно, – добавил наконец он, нерешительно, робко пошевелившись, – но смерть не забирает меня. У меня с ней договор, а я его не исполнил.

– Ну, это ваши дела, – очень серьезно заметил я, понимая, что у него давно и основательно снесло крышу; что неудивительно в такой жуткой ситуации. – Ну а меня ты зачем ждал?

– Чтобы отговорить тебя, конечно, – как само собой разумеющееся, спокойно сказал сбрендивший слепой. – Ты не должен идти туда.

– Это почему, интересно?

Мне действительно стало интересно, как же он обоснует.

– Любого входящего за этой дверью ждет только смерть, – зловеще поведал неумирающий сталкер. – И если у тебя нет вопросов, на которые может ответить только она, тебе там нечего делать.

– Ты говоришь о смерти как о некой самостоятельной сущности, – резонно подметил я, – а смерть – это просто конец жизни.

– Ты пытаешься убедить себя словами, – сказал мне незрячий, – но слова только звуки и ничего более. В глубине души ты знаешь, что не прав. С одной стороны, ты боишься окружающего тебя мира. Еще бы, мир огромен, а человек так ничтожен и требует постоянной защиты. Но с другой стороны, подсознательно ты чувствуешь, что твой личный микрокосмос гораздо больше окружающего мира, и в реальности ты сильнее его и в защите совсем не нуждаешься.

Он замолчал. Наверное, ждал, что я спрошу его о чем-то, но я не оправдал ожидания.

– Человек состоит из двух частей, – прокашлявшись и выхаркнув сгусток чего-то черного, как дверь, у которой он сидел, продолжил шедший до меня. – Основа есть дух. Тот самый, что по образу и подобию. Дух всемогущ, но вот беда, ему не место в этом мире, он из мира духов. Чтобы существовать в этом мире, нужна вторая часть. Она есть отпечаток этого мира, но она же и растлевает дух, поэтому принято считать, что вторая половина всех смертных, плотская, – от дьявола…

– К чему ты мне все это рассказываешь? – не выдержал я. – Мы говорили о входе, и ты заговорил о смерти, а я понимаю, что там, за дверью, должна быть некая сила, которую ты, по незнанию или нежеланию, и принимаешь за смерть. Я вполне допускаю, что сила за этим закрытым сейчас проходом вполне опасна и смертоносна, но это еще не делает ее той самой, что костлявая и с косой. Необъяснимое и необъясненное – не одно и то же, не путай, прошу тебя.

– Ничего я не путаю! – снова разозлился сумасшедший слепой. – Я просто поясняю так, чтобы ты понял, потому что вижу, что данными знаниями ты не обладаешь.

– Видишь? – удивился я и хотел еще добавить что-то ироничное, по обыкновению скривив уголок рта, но осекся, так как внезапно вспомнил об ином зрении.