|
Роль, которую он для них предназначил, была гораздо более подобна роли румынов: роль подчиненного союзника и вспомогательного народа во всегда планировавшейся завоевательной войне против России. Отказ Польши от этой роли был настоящей причиной войны Гитлера против Польши — вовсе не Данциг, который уже многие годы при полном польском согласии управлялся национал–социалистическим сенатом полностью в соответствии с пожеланиями Гитлера; Данциг был только предлогом. Но теперь интересно то, что Гитлер, после того как он победил Польшу с военной точки зрения, никак не использовал свою победу для того, чтобы осуществить свою прежнюю цель, то есть навязать Польше отвергнутые ею союзные отношения, что было бы политически последовательно и по положению вещей вероятно вовсе не было бы невозможным. Вместо этого он превратил Польшу в объект бессмысленной, яростной пятилетней оргии наказания и мести, в которой впервые вырвалась на волю его склонность к уничтожению при отключении всякого политического здравого смысла. В Гитлере наряду с высокоодаренным политиком, каким он был, всегда сосуществовал массовый убийца. И если изначально для своего влечения к убийствам он выбирал в качестве жертв только евреев и русских, то там, где его воля перечеркивалась, влечение к убийству брало верх над политическим расчетом. Так было в начале войны в Польше; и так стало в конце войны в Германии.
Немцам, конечно же, Гитлер отводил гораздо большую роль, чем в свое время полякам: для начала роль народа господ, завоевывающего мир; затем по меньшей мере — противостоящего целому миру героического народа. Но и немцы под конец не следовали больше своей роли — не имеет значения, из слабости ли, или из преступной строптивости. И потому они тоже попали под смертельный приговор Гитлера: они должны «исчезнуть и быть уничтоженными», если процитировать его еще раз. Отношение Гитлера к Германии с самого начала выказало некую странность. Некоторые английские историки во время войны пытались доказать, что Гитлер является так сказать предрешенным заранее продуктом всей немецкой истории; что от Лютера через Фридриха Великого и Бисмарка прямая линия подводит к Гитлеру. Верно обратное. Гитлер не вписывается ни в какую немецкую традицию, менее всего в протестантско–прусскую, которая, не исключая Фридриха и Бисмарка, является традицией трезвой самоотверженной службы на благо государства. Однако трезвая самоотверженная служба на благо государства — это последнее, что можно признать за Гитлером, в том числе за успешным Гитлером предвоенных лет. Немецкую государственность — не только в её правовом, но также и в аспекте поддержания порядка — он с самого начала принес в жертву безоглядной тотальной мобилизации сил народа и (не следует об этом забывать) собственной несменяемости и незаменимости. Это мы уже изложили в предыдущих главах. Трезвость он планомерно заменил одурманиванием масс; можно сказать, что в течение шести лет он потчевал немцев собой как наркотиком — который он затем правда во время войны неожиданно отнял. Что же касается самоотверженности, то Гитлер является экстремальным примером политика, который своё личное осознание призвания ставит превыше всего и делает политику в соответствии с масштабами своей личной биографии; нам нет нужды всё это повторять более подробно. Если мы вспомним изложение его политического мировоззрения, то мы также снова обратим внимание на то, что он вообще не думал в понятиях государств, но — народов и рас, что побочно объясняет грубость его политических операций и одновременно его неспособность превращать военные победы в политические успехи. Политическая цивилизация Европы — само собой разумеется, также и Германии — основывалась ведь с окончания великого переселения народов на том, что войны и последствия войн содержались внутри структуры государств, а народы и расы не затрагивались. Гитлер не был государственным деятелем, и уже поэтому он выпадает из немецкой истории. |
