Обычный служащий обычной конторы, решила она наконец. Просто не верится, что он мог так влиять на людские судьбы.

– Итак, мисс Монро, что привело вас ко мне? В нашем предварительном разговоре вы упомянули, что вам необходима помощь по делу об опеке. – Он поудобнее устроился в кресле – стандартном офисном кресле из пластика и кожзаменителя – и принялся лениво помешивать кофе ложечкой. Возле чашки – Колей даже не заметила, как Руни его достал, – уже лежал чистый блокнот для записей и карандаш.

– Вы в разводе, мисс Монро? Келси кивнула.

– А ребенок? Кому поручена опека на первом этапе?

Келси набрала в грудь побольше воздуха, словно собираясь нырнуть. Оказавшись в кабинете детектива, она уже не могла позволить себе ни слова лжи или полуправды.

– Это я – ребенок, мистер Руни. – Келси покрепче сжала на коленях сумочку и встретилась с ним взглядом. – Монро – моя фамилия по мужу. После развода я вернула себе девичью фамилию – Байден. Мое настоящее имя – Келси Байден.

Он вспомнил ее сразу. Келси поняла это по тому, как замерла его рука, как сбилась с ритма своих круговых движений ложечка, которой он помешивал кофе. Зрачки мистера Руни слегка расширились, и на мгновение его зеленые глаза показались Келси черными.

– Понятно… – медленно проговорил он. – Вы, очевидно, полагаете, что я должен помнить это имя и это дело… Что ж, я действительно помню его достаточно хорошо. Вы удивительно похожи на свою мать, мисс Байден. Я должен был сразу узнать вас.

– Я об этом не подумала. Вы же.., вы вели за ней наблюдение.

От Руни не ускользнула нотка неприязни, прозвучавшая в голосе Келси.

– Это часть моей работы.

– Но в случае, о котором мы с вами говорим, события приняли неожиданный оборот. Вас ведь нанял мой отец, не так ли?

– Послушайте, Келси… Извините, мисс Байден, но я до сих пор думаю о вас как о Келси – ведь вы тогда были совсем маленькой девочкой… – Он говорил медленно, не торопясь, успокаивая ее и себя. – Дела об опеке редко бывают приятными. К счастью, вы были тогда слишком, гм-м.., юны, чтобы иметь к этому непосредственное отношение. Как вам безусловно известно, меня наняли для того, чтобы задокументировать, э-э-э.., некоторые особенности поведения вашей матери и помочь мистеру Байдену добиться установления права полной опеки.

– И какие же особенности ее поведения вам удалось задокументировать?

– Простите, но я не считаю себя вправе обсуждать это с вами, – вежливо, но твердо ответил Руни.

– Насколько мне известно, большинство ваших открытий впоследствии попало в газеты, – возразила Келси. – Мне кажется, что теперь, по прошествии стольких лет, ваши опасения относительно конфиденциальности этой информации не имеют под собой оснований… – Говоря это, Келси слегка подалась вперед и позволила своему голосу обнаружить кое-какие эмоции, чтобы дать Руни понять, какие именно чувства движут ею в данном случае и какие цели она при этом преследует. – Я должна знать все, мистер Руни. Я больше не ребенок, от которого необходимо скрывать щекотливые подробности. Надеюсь, вы согласитесь, что я имею на это право.

Как, спросил себя Руни, как он мог не узнать это лицо? Как он мог глядеть в эти глаза и не понять, что перед ним – дочь Наоми?

– Я сочувствую вам, мисс Байден, но, поверьте, я мало что могу для вас сделать.

– Но вы же должны были ходить за моей матерью буквально по пятам. Вы делали фотографии, писали отчеты… Вы должны были хорошо ее знать, мистер Руни. И ее, и Алека Бредли.

– Знать их? – Руни слегка наклонил голову.