|
– Он постоянно пускался в какие-то авантюры – и неизменно прогорал. Возможно, из чисто женского тщеславия я опять выдаю желаемое за действительность, но у меня сложилось впечатление, что это он бегал за мной, а не я за ним. Правда, нельзя сказать, чтобы я избегала его общества, – хладнокровно уточнила она и выловила из баночки с джемом целую ягоду. – Мне необходимо было внимание. Я нуждалась в нем, а он умел быть очаровательным. Даже если ты наверняка знала, каков он на самом деле, Алек умел заставить тебя забыть об этом и почувствовать себя единственной женщиной в мире. Нет, я, конечно, знала, какой он пользуется репутацией – как и о том, что его можно нанять, купить на вечер, на неделю, на несколько месяцев, – но это, наверное, просто добавляло остроты моему маленькому приключению. Ну и, конечно, то, что Алек постоянно старался быть рядом, что он ухаживал за мной, пытался очаровать, покорить, – а проделывал он это потому, что не мог справиться с самим собой, – все это льстило мне, моей женской гордости. В конце концов Алек не захотел или не смог признать своего поражения. Он не смог смириться с тем, что меня нельзя покорить, потому что я этого не хочу. Это и убило его.
– Но изнасилование не имеет ничего общего с сексом. – Разумеется, нет. – Когда-то Наоми думала, что имеет. Ей хотелось так думать, потому что так было проще. – Он хотел сделать мне больно, хотел унизить меня. Я так и не поняла, почему в ту ночь он пришел в такое отчаяние, что решился на этот шаг. В его глазах не было ни страсти, ни похоти… Ах, если бы они были!.. Тогда я могла бы бороться с ним, обмануть, заговорить, обвести вокруг пальца. Нет, это его отчаяние заставило меня потянуться за пистолетом. Наоми вздрогнула, потом вздохнула так, словно долго плыла под водой и наконец вынырнула на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. – Я почти забыла обо всем этом, – негромко проговорила она, и голос ее звучал спокойно и устало. – Прости, что заставила тебя вспоминать… – Позабыв о данном самой себе обещании тщательно обдумать на досуге все, что она узнала за последние два дня, Келси импульсивно накрыла руку матери ладонью и крепко сжала. – Не думай об этом! Нам обеим противопоказано оглядываться назад. Нужно смотреть в будущее, надеяться на будущее, работать для будущего… Кстати, почему бы тебе не взглянуть на платье, которое я купила для сегодняшней скачки? Если я не влезу в него в ближайшее время, то, боюсь, мы пропустим первый заезд.
Рено лучше других понимал, как жалко выглядит низкорослый мужчина, пытающийся утвердить свое мужское достоинство, появляясь в обществе высоких женщин, но ему было плевать. Именно сейчас ему необходимо было хоть что-то, чтобы продемонстрировать всем, что он настоящий мужчина, который на что-то годится. Рука его все еще висела на перевязи – на шелковой косынке того же цвета, что и галстук. И это, с горечью подумал Рено, единственные шелка, которые он может носить сегодня. Он улыбался направленным на него видео– и телевизионным камерам, улыбался задорной зубастой улыбкой, ибо нуждался во внимании едва ли не больше, чем женщина, которую он взял с собой для антуража, но под внешней бравадой, под быстрыми, небрежными ответами относительно его возможного участия в следующих скачках или о планах на будущий скаковой сезон скрывался настоящий водоворот смятенных мыслей и отчаяния. С особой завистью Рено глядел на жокеев, которые не торопясь направлялись в паддок. Он знал, что чувствует и о чем думает каждый из них в эти минуты перед стартом, на какие пускается уловки, чтобы сосредоточиться, напустить на себя кураж и не дать упасть уровню адреналина в крови. Только один будет первым у столба, но остальные могут попытаться проявить свою отвагу и решимость. |
