.. хотя... У него перехватило дыхание. Слева от окна, за которым сияла залитая солнцем деревня, по нарисованной стене шла тонкая вертикальная линия, заканчивающаяся темным пятном, очертания которого можно было принять за силуэт повешенного. Он смутно вспомнил, как рисовал и эту линию, и эту форму, но никоим образом не хотел вложить в них столь зловещее содержание. Однако он не мог позволить Кэмпферу доказать свою правоту, а значит, не мог и признать своей досадной оплошности.
– Уродство, Эрик, как и красота, больше всего зависит от взгляда наблюдателя, – философски развел руками Ворманн.
Но Кэмпфер пропустил это мимо ушей.
– Очень хорошо, Клаус, что твоя картина уже почти готова, – сказал он. – Потому что пока я здесь, я не смогу позволить тебе приходить сюда и заниматься художеством. Хотя когда я уеду в Плоешти, ты сможешь продолжить.
Ворманн ожидал услышать это, и ответ был готов:
– Тебе не придется беспокоиться, это мои комнаты.
– Вынужден поправить тебя: теперь это МОИ комнаты. Вы, вероятно, забыли, что я старше вас по званию, герр капитан?
Но Ворманн лишь презрительно усмехнулся:
– Ты думаешь, для меня много значит твое звание в СС? Да это пустое место! И даже хуже, чем просто пустое место. Любой мой самый зеленый капрал – и то в сто раз больший солдат, чем ты. И к тому же он в сто раз человечнее!
– Осторожнее, капитан! А то самой большой наградой для вас может остаться этот ржавый железный крест, полученный еще в прошлой войне.
И тут Ворманн почувствовал, как внутри него что‑то оборвалось. Он сорвал с груди черный с серебряной окантовкой мальтийский крест и сунул его в лицо Кэмпферу.
– Да тебе такой в жизни не заслужить! По крайней мере настоящий, как этот – без мерзкой свастики посередине!
– Довольно!
– Нет, еще не довольно! Ваша хваленая СС убивает одних безоружных – детей, женщин!.. А я заслужил этот крест, когда сражался на равных с мужчинами, которые стреляли в меня. И мы оба знаем, – тут голос Ворманна опустился до яростного шепота, – как тебе не нравится враг, который может за себя постоять!
Кэмпфер весь подался вперед, почти вплотную приблизив свой нос к лицу Ворманна. Его водянистые голубые глаза гневно сверкали.
– Твоя великая Мировая война давно уже в прошлом. Теперь ЭТА война стала великой, и это МОЯ война. Та, старая, была твоей, но она проиграна, кончилась и всеми забыта!
Ворманн не смог сдержать улыбки: наконец‑то он на верном пути!
– Нет, не забыта. И никогда не будет забыта. Как и твоя храбрость в Вердене!
– Я предупреждаю тебя! – зашипел штурмбанфюрер. – Я тебя заставлю... – И он злобно щелкнул зубами.
В этот момент Ворманн начал медленно приближаться к нему. Он больше не мог терпеть речей этого белобрысого выскочки, говорящего об убийстве миллионов беззащитных людей с той же легкостью, с какой позволительно обсуждать лишь меню обеда. Ворманн не делал никаких угрожающих жестов, однако Кэмпфер при его приближении с опаской отступил назад. Капитан спокойно прошел мимо него и распахнул настежь дверь.
– Вон отсюда.
– Да как ты смеешь?!
– Вон!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. В какой‑то момент Ворманн даже подумал, что Кэмпфер вот‑вот начнет драться с ним. Капитан знал, что эсэсовец находится в лучшей физической форме, чем он, хоть и слабее морально. Наконец Кэмпфер не выдержал и отвел взгляд. Ему было нечего сказать; они оба знали правду о штурмбанфюрере СС Эрике Кэмпфере. И через мгновение тот схватил шинель и пулей вылетел из комнаты капитана. Ворманн тихо закрыл за ним дверь.
Какое‑то время он стоял неподвижно. На этот раз он не выдержал. |