– О машинах балакаете? – громогласно спросил Петр, выныривая из толпы.

– Привет, Петруччио, – совершенно, на мой взгляд, искренне обрадовался Лавров. – Как Рита? Выздоровела?

– Не совсем, – поморщился Муркин. – Все болеет.

– Возраст дает о себе знать, – вздохнул Павел, – душа остается молодой, а тело сдает. Я полетел к журналистам.

Муркин проводил Лаврова недобрым взглядом и посмотрел на меня.

– Умеет Паша себе цену набить. «Полетел к журналистам». Цирк.

– Вроде Лаврова по телефону позвали к корреспондентам, – сказала я.

Муркин поморщился.

– Вилка, какая наивность! Кто мог Пашке позвонить? Пресс‑агента у него нет, машины, кстати, тоже, он пешком разгуливает. Денег у Лаврова пшик, да и откуда бы им взяться? Папарацци сами никому не навязываются, да их тут и нет. Филипп Леонидович пускает лишь нескольких журналюг из гламура, вон они, ходят с камерами, все на глазах. Меня уже сто раз сняли, Пашка на фиг никому не нужен. Он тебе пыль в глаза пустил, понтярщик. И сволочь! Любит ущипнуть с невинным видом. Слышала, да? Понравилось?

– Извини, – смутилась я, – вероятно, я сейчас скажу что‑то не то, но Павел вполне любезно вел себя.

– А вопросик о Рите? – прогудел Петр. – Каково?

– Он лишь поинтересовался ее здоровьем, – тихо произнесла я.

Муркин нахмурился и неожиданно выдал:

– Ты с ним спишь?

Я уронила бутерброд с ветчиной, который почти успела запихнуть в рот.

– Даже не дружу, просто болтала с ним о пустяках.

– Зачем тогда защищаешь дурака! – взвизгнул Петр. – Нечего прикидываться розовой белкой, тупой синей мартышкой!

Я растерянно заморгала, актер вскинул голову и прошествовал к стойке, где крутилось несколько барменов.

– Петяша тебя обгадил? – обрадованно поинтересовалась невесть откуда появившаяся Катя. – Это он умеет.

– Похоже, я обидела Петра, но абсолютно не понимаю чем, – призналась я и пересказала ей нашу беседу.

Катерина залилась смехом.

– Вау, прикольно. Муркину сороковник, а его жене Маргарите шестьдесят пять.

– А‑а‑а, – протянула я. – Большая разница. Теперь ясно, на что намекал Лавров.

– Ему бы помалкивать, – зашептала Франк. – Сбитый летчик никому не нужен. Ни один режиссер, я имею в виду из нормальных, активно работающих, его в проект не возьмет.

– Почему? – удивилась я.

Франк всплеснула руками.

– Паша наркоман. Ты не поняла?

– Нет, – призналась я.

– Сначала он на коксе сидел, сейчас, говорят, колется, – сообщила Катя. – Ну подумай, по какой причине Павлик согласился медведя играть? За бабло. Оно ему больше, чем другим, нужно.

– Лавров утверждает обратное, – пробормотала я. – Он‑де выше презренного металла.

– Конечно, – усмехнулась Катя, – можно подумать, Паша весь такой творческий! Не соглашается на сериалы, меня и Муркина с Ермоловой за дерьмо считает. Почему тогда в шкуру влез и тумбу‑юмбу бацал? А? Из каких таких великих творческих идей? Надо же, создал образ Топтыгина на домашней вечеринке! Вилка, мы все к Верещагину за рублями пришли и не выпендриваемся. Тебе деньги нужны?

– Да, – кивнула я, – поэтому я наваяла сценарий.

– Стесняться нечего, – фыркнула Катя, – у Филиппа золотые горы, у нас талант.