Люди с клинками ловко нарезали мясо, ухитряясь отхватывать идеально ровные, тонкие куски, швыряли их на тарелки, которые протягивала прехорошенькая девушка в шароварах и прозрачном топике, одновременно подбрасывали в воздух ножи, затевали между собой драку, садились на шпагат, делали стойку‑мостик. Помощница успевала ловить очередную порцию мяса и подавать ее гостям. Действо длилось долго, оторваться было невозможно, оно завораживало. Под самый конец из головы почти съеденного барашка забил фейерверк, я встряхнулась, вспомнила про испачканное платье, решила замыть пятно и бочком‑бочком двинулась к деревянной панели, на которой висела табличка: «Только для сотрудников». Дверь была из цельного массива дуба, поэтому сразу открыть ее у меня не получилось. Пару минут я пыталась справиться со створкой, в конце концов та неожиданно отворилась сама.
– Тяжеловата для вас будет, – вежливо сказал охранник, открывший дверь изнутри.
– Надо фитнесом заниматься, мышцы накачивать, – улыбнулась я, очутившись в небольшом холле, и добавила: – Спасибо, Роман.
– Не за что, – профессионально вежливо отозвался парень, – пружина очень тугая, ее не всякий мужчина оттянет. Павел Лавров минут за двадцать до вас заходил, так он не справился. Извините, Виола Ленинидовна, вы платье испачкали.
– Знаю, – кивнула я, – хочу замыть.
Муркин был прав: Павел мне наврал, он спешил не к прессе, а в уборную. Может, и Катя не ошиблась, говоря, что артист наркоман?
Роман прищурился.
– Пятно красное, может от воды не отойти. Попросите у Фаины гель. Я в прошлую смену на белую рубашку кофе пролил, думал, жена изругается, а Фая дала мне маленькую бутылочку – одной капли хватило, ничегошеньки от пятна не осталось.
– Большое спасибо за совет, – обрадовалась я и поспешила по коридору, в вотчину Фаины.
Вообще‑то должность ее называется красиво: директор театрально‑концертного комплекса «Верещагин эстейт». Но по сути Фая местная экономка, кастелянша, завхоз, медсестра, буфетчица и все остальное. Если у кого из занятых в спектакле актеров что‑то случается, он идет в узкую длинную комнату и просит директора:
– Дай мне нитки, иголки, сахар, чай, одеколон, новые колготки, бутерброд с селедкой, живую черепашку, веник из крокодильих хвостов, яйца птицы Ру… – и так далее.
Выслушав просьбу, Фаина исчезает среди бесконечных рядов стеллажей, через небольшой промежуток времени возвращается и приносит именно то, что надо. Мне кажется, что она родня старика Хоттабыча, иначе откуда все берет?
Из холла, где, как правило, стоит охранник Роман Виноградов, есть два выхода. Один в общий зал, другой в личные покои Верещагиных, нас туда не приглашали. Думаю, если кому‑то из артистов придет в голову нанести олигарху незапланированный визит, нежданного гостя вежливо остановят. А вот по длинному, извилистому коридору участники спектакля могут ходить беспрепятственно. Из зала никого к актерам не впустят. Они в полной безопасности, ни фанаты, ни пресса дальше порога не сунутся. За кулисы могут беспрепятственно проникнуть лишь члены семьи Верещагиных. Алла Константиновна и Мисси иногда забегали к нам, один раз появился хмурый молодой человек по имени Леня, единственный сын Филиппа Леонидовича. Ну и, конечно, я постоянно вижу Владимира Михайловича Корсакова, начальника местной охраны. Сейчас, похоже, никого нет, из‑за дверей гримуборных не доносится никаких звуков. Хотя нет, пройдя вперед, я услышала сердитый голос Лаврова:
– И сколько мне ждать? Я задохнулся под пледом! Он вообще придет? Ну, вы даете! Сами накосячили, поэтому деньги я не верну! Свою часть выполнил, если не получилось – без претензий, я делал все, как договорились. Значит, отбой? Ладно, пойду поем.
Мне не хотелось сталкиваться с Лавровым, поэтому я бегом преодолела расстояние до склада, влетела в него без стука и крикнула:
– Ау, Фаечка, ты тут?
– Уже отдала всю кровь! – прозвучало в ответ. |