Несмотря, однако, на быстроту этого маневра, Доброе Копье не мог помешать тому, чтобы в одно время с ним не приставили еще другой лестницы. По ней Дюгесклен со всеми французскими рыцарями бросился на стены, между тем как толпа стрелков и живодеров, теснясь на узкой, колеблющейся плотине, беспрестанно испускала воинские крики.

При виде этой яростной атаки, осажденные приготовились к отчаянной обороне. Слышно было, как они поощряли друг друга и призывали на подмогу товарищей с других мест. Камни, пылающая смола, кипящее масло и кипяток лились на осаждающих, но ничто не могло остановить неукротимого стремления Дюгесклена и Доброго Копья, которые подымались выше и выше, размахивая знаменами для возбуждения мужества и духа соревнования в своих воинах.

Между тем успех этого приступа был еще очень сомнителен: осаждающие могли ожидать большой опасности и сильного сопротивления, если б к этому месту собрались все защитники Монбрёна. В эту решительную минуту внутри замка вдруг раздались панические крики, и стена опустела в одно мгновение.

Никто не мог понять причины такого страха. Впрочем, Дюгесклен и Доброе Копье не остановились ни на минуту, чтобы подумать о такой странности – они хотели воспользоваться ею. Начальник живодеров, будучи проворнее Дюгесклена, первый вскочил на стену и, водрузив свое знамя на одной из башенок, вскричал громко:

– Замок наш! Да здравствует король, государь наш!

В эту минуту Дюгесклен подошел к нему.

– Клянусь Богом, камрад,– сказал он весело,– у вас как будто четыре ноги для хождения на приступ, но умерьте свою ярость, прошу вас, и не уходите далеко. Боюсь, что сир де Монбрён приготовил нам западню. Невероятно, чтобы он допустил нас сюда, не попытавшись обменяться с нами несколькими добрыми ударами за свою честь.

Совет был хорош и кстати, потому что Доброе Копье, повинуясь только кипучему мужеству, собирался почти один броситься внутрь замка. Он остановился почтительно и ждал, пока французские рыцари и некоторые его храбрейшие воины взойдут на стену. Через несколько минут небольшой отборный отряд под предводительством Дюгесклена отправился отыскивать защитников Монбрёна и довершить их поражение. Но та часть замка, в которую они проникли, была совершенно пуста, и, только прибыв на главный двор, они увидели странное зрелище, которое поразило их своей неожиданностью.

Вассалы и наемники монбрёнского баронства собрались на этом дворе – вот отчего они вдруг покинули стены. Они толпились в величайшем беспорядке, испуская ужаснейшие ругательства и проклятия, и все показывало, что они возмутились против своего владетеля. Осаждающие скоро увидели барона де Монбрёна посреди этой бешеной толпы. Голова его была обнажена, лицо бледно, и искаженные черты выражали величайший ужас. Однако он употреблял все силы, чтобы вырваться из рук взбесившейся солдатни, и тщетно пытался говорить, чтобы, вероятно, просить о пощаде. Невдалеке баронесса Монбрён, в разодранном платье, с распущенными волосами и пламенеющим лицом, осыпала ругательствами вышедших из повиновения наемников, старалась подойти к мужу, перебрасываемого с рук на руки, но ее отталкивали, и она изливала ярость в бесполезных угрозах и жалобах.

Дюгесклен и следовавшие за ним, не зная, в чем дело, и не осмеливаясь в таком незначительном числе броситься в середину разъяренной толпы, остановились на валу. Между тем как они поджидали подкрепления от оставшихся за стенами, которые прибывали мало-помалу, крики самых бешеных становились громче и явственнее.

– Бросим его в ров,– сказал один.– Это изменник, который заставил нас совершить подлый поступок, принудив напасть на доброго рыцаря Бертрана.

– Он отказался от поединка с храбрым полководцем Дюгескленом, который во сто раз лучше его.