|
И Мор отвел глаза. Жена сильнее его. Мора глубоко ранило это открытие. И как ни уговаривал он себя, что сила-то ее идет от упрямства и от бессмысленного жестокосердия, чувство стеснения и обиды не проходило. Он видел ее насквозь, и прошло уже то время, когда удавалось укрываться от этого знания во влюбленности или, на худой конец, в равнодушии. Он порабощен. Он под пятой. Его непрестанно оскорбляют. Ранние годы их брака прошли в общем-то безоблачно. В те времена у супругов был один предмет разговоров — они сами. Этот источник не мог не иссякнуть, а новый им отыскать не удалось… и пришел день, когда Мор понял — та, с которой он до конца дней своих связан, вовсе не считает себя связанной: способность изменяться, возможность отдаляться от него, становиться независимой — эти права она сохранила за собой. В тот день Мор поспешил обновить в памяти свои брачные обеты.
— Извини. — Мор поставил себе за правило: виноват ты или нет, извиниться надо в любом случае. Нэн всегда была готова рассердиться, и надолго. Он первым шел на попятную. Ее упорство было бесконечно. — На самом деле, если верить Эверарду, она чрезвычайно застенчивая, наивная девушка. Рядом с отцом вела совершенно монастырский образ жизни. Преподобный Джайлз Эверард был новым директором Сен-Бридж и носил прозвище Эвви-реви. — Совершенно монастырский! — насмешливо воскликнула Нэн. — Во Франции? Это Эвви-реви так думает, он ведь как завидит кого-нибудь противоположного пола, сразу опускает очи долу, словно барышня. А с другой стороны, далее хорошо, что эта девица будет на обеде. По крайней мере, избавимся от Хандфорт, ты от нее без ума! — Мисс Хандфорт, домоправительницу Демойта, Нэн числила среди своих заклятых врагов. — Совсем я не без ума от нее, но она такая энергичная, а Демойту рядом с ней хорошо. — Никакая она не энергичная, — возразила Нэн, — просто голос громкий и болтовню не прекращает ни на минуту, даже когда прислуживает за столом. Меня прямо в дрожь бросает. Кто вообще против условностей, тому незачем держать слуг. Вот мороженое. Хочешь? Нет? — Она поддерживает в Демойте бодрость духа. По его мнению, когда вокруг шум и гам, перестаешь углубляться в собственные горести. — Несносный старикан. Глупости все это. Мор симпатизировал Демойту. — Поскорее бы Фелисити приехала, — произнес он. — Не тверди все время одно и то же. Можно у тебя взять ложечку для мороженого? Я свою в подливке испачкала. — Мне пора в школу, — Мор взглянул на часы. — Ты поел, но это не означает, что завтрак закончен. Еще не пятнадцать минут третьего, колокол не зазвонил. И нам надо поговорить с Фелисити о ее будущем, ты не забыл? — А надо ли? — спросил Мор. Эта реплика была своего рода провокацией, от которой он не мог удержаться и на которую Нэн всегда ловилась. Часть повторяющейся схемы. Его грешок. — Что значит «надо ли»? — Нэн умела спросить так, что ответ извергался из Мора автоматически. — «Надо ли» значит, что я не знаю что по этому поводу думать. — Он ощутил внутри холодок, обычно предшествующий раздражению. — Не беда, я знаю. Наши финансы и ее способности порядком ограничивают выбор, тебе не кажется? — Она посмотрела на Мора в упор. И снова не избежать ответной фразы. — Давай подождем немного. Фелисити и сама еще не разобралась в своих желаниях. — Мор знал — Нэн может часами продолжать в таком же духе и при этом оставаться совершенно спокойной. Никакие доводы его не спасут. Рассердиться — вот его единственная по-настоящему действенная защита. — У тебя привычка считать, что люди не знают чего хотят, если они не хотят того, чего хочешь ты, — заметила Нэн. |
