Изменить размер шрифта - +
Вскоре и они отказались после того, как полдюжины из них отдали Богу душу, умерев в страшных мучениях.

— Остается пить только вино! — решили жаждущие. — К черту воду, пусть ее пьют лягушки!

Неумеренность в вине породила странную атмосферу мрачного разгульного праздника. На улицах допившимся до белой горячки пьяницам в каждой проходившей матроне виделся зверь. Школяры развлекались вовсю, приумножив свои глупые выходки: они наряжались карнавальными монстрами, используя разное тряпье и маски. Когда их ловили с поличным, то нещадно били, но это не мешало им продолжать развлекаться.

По ночам город погружался в настороженную тишину. Дозорные, сержанты с обычными палками, стоящие на страже у фонтанов или возле колодцев, вынуждены были крепко сжимать зубы, чтобы они не стучали. Им повсюду слышалась хромающая поступь зверя, ищущего жертву.

— Всеобщее безумие, да и только, — скрежетала зубами Ирана. — Разве тебе не понятно, что каждый пользуется мнимым монстром, чтобы сводить счеты? Не колеблясь, отравляют своих недругов. Да и чего ради церемониться, все спишется на зверя. Отсюда и возросшее количество смертей. А тот зверюга здесь ни при чем.

Убежденности в этом у Жеана было намного меньше. Проклятие Гомело он воспринял всерьез. Все знали, что когда казни подвергался невиновный, потусторонний мир давал ему право мстить своим палачам.

С мечом в руке проводник обходил пустынные улицы. С неких пор даже собаки боялись людей и убегали, как только кто-нибудь делал вид, что подходит к ним.

Сорванцам пришла в голову мысль предлагать кумушкам живых лягушек, с помощью которых те могли проверять безвредность воды. Купив лягушку, ей связывали лапки, опускали в кувшин с водой и некоторое время выжидали. Если лягушка по прошествии минуты начинала квакать, значит, воду пить можно, а если нет… Был в этих ухищрениях и недостаток: у фонтанов росла куча дохлых лягушек, воняющих, как в аду, когда дьявол приспускает свои штаны.

Соленая селедка вызывала жажду, а неумеренное пьянство вызывало у пьяниц белую горячку. Сам Дориус не напивался. Он ощущал последствия своих действий. Кандарек медленно превращался в город кошмаров, населенный сумасшедшими.

— Если так будет продолжаться, — говорил монах, — мы создадим отряд пробовальщиков среди заключенных, на которых надеты кандалы. С этих пор каждое нарушение повлечет за собой наказание, которое будет одинаковым для всех: виновный вынужден будет в течение нескольких дней пробовать воду из фонтанов и фрукты, поступающие из деревень. Таким образом он искупит свою вину, обезопасит честных людей от проделок зверя.

Напрасно люди прокалывали новые дырочки в поясах, незаметно пришел денежный голод… Еда стала редкостью, и крестьяне, привозившие продавать на рынках живых кур и каплунов, вздули цены. Бедняки стали ловить крыс, кошек и собак, как во времена великого голода. Радовались любому мясу, лишь бы живность, которую бросили в котелок, за секунду до этого еще дрыгала ногами.

Организовались караваны за провизией в края, которые наверняка еще не настиг зверь-отравитель. Отправились многие, но не вернулся ни один. То ли они стали жертвою отравленного водоема, то ли их убили разбойники с большой дороги.

Деревья ломились от соблазнительных, никем не срываемых плодов. Жеан, патрулируя в близлежащих селах, с вожделением взирал на сочные груши, от вида которых рот наполнялся слюной. Лакомый плод притягивал его к дереву, заставлял протягивать руку… Один-два раза Жеан чуть не поддался соблазну. Вид мертвого дрозда, лежащего среди упавших фруктов, отрезвлял его. Здесь прошел зверь… Он облизал кожицу груш, оставив на ней ядовитую слюну, глубоко проникшую в мякоть плода.

Жеан не раз вынужден был бежать от дерева. Терзаемый голодом, он довольствовался ломтем черствого хлеба и луковицей, которые всегда имел при себе, чтобы не упасть в голодный обморок.

Быстрый переход