— Я всегда знала, что Эме можно доверять, — ответила ему Йола.
— В том, что касается вас, по-другому и не может быть, — заявил маркиз.
Они как будто сошлись в словесном поединке, и Йолу позабавила находчивость, с которой ее собеседник обращал каждую фразу к своей выгоде и находил слова, заставлявшие ее смеяться почти невольно.
Она еще не решила, какое впечатление он произвел на нее, однако ей было понятно, почему его реплики так всех веселят, а некоторые из сидевших напротив мужчин то и дело спрашивали: «Что вы думаете об этом, Лео? Хочу услышать ваше мнение».
Мужчины, похоже, относились к нему всерьез, охотно беседовали с ним и прислушивались к его суждениям. А вот женщины, как поняла Йола, разговаривали с ним совершенно иначе. В их глазах читался явный призыв, который, как она с усмешкой подумала, редко, если вообще когда-либо отвергался.
За столом сидело примерно равное число мужчин и женщин, а когда ужин окончился и все перешли в просторную, прекрасно обставленную гостиную, появилось, еще несколько мужчин.
Огромные двустворчатые окна выходили на террасу, откуда ступеньки вели в ухоженный сад.
Ветра не было, стояла теплая ночь.
Дамы набросили на плечи легкие шали и принялись прогуливаться по лужайкам среди деревьев с развешанными на них китайскими фонариками.
Посреди сада журчал фонтан, подсвечиваемый так, что струи воды, взмывающие в небо, казались золотыми.
Все это было удивительно романтично. Йола даже не заметила, как вскоре уже шла рядом с принцем Наполеоном.
— Расскажите мне о себе, — властно произнес он. — Вы должны понимать, что завтра весь Париж будет говорить о вашей красоте и всем захочется познакомиться с вами. Боюсь, это моя последняя возможность пообщаться с вами.
Принц говорил самодовольно и заносчиво, как человек, для которого все женщины — легкая добыча.
— Моя жизнь не слишком интересна, сир, — ответила Йола. — Я бы очень хотела узнать о вашей жизни. Мой отец, бывало, читал мне ваши речи, и, когда вы говорили о демократии, я слышала в ваших словах боевой клич, обращенный к стране, которая в последнее время отошла от принципов свободы.
Наполеон выказал удивление:
— Не ожидал, что мои публичные выступления будут читать столь очаровательные особы, как вы.
— Мне кажется, вы недооцениваете собственную значимость, сир.
Наполеон посмотрел на нее другими глазами.
— Значит, вы женщина столь же превосходного ума, сколь прекрасной наружности. Потрясающее сочетание!
— Надеюсь, что вы не ошиблись в своей оценке моей скромной персоны, — улыбнулась юная графиня.
Наполеон склонился к ней, и она решила, что он хочет добавить что-то очень личное, однако в этот момент рядом с ним неожиданно возникла Эме Обиньи.
— Извините меня, сир, — сказала она. — Только что прибыл посланник Ватикана. Он заявил, что ему необходимо поговорить с вами. Я пообещала передать вам его просьбу.
Пока принц неохотно слушал, что ему говорит Эме Обиньи, за спиной Йолы мужской голос произнес:
— Вы начинаете завоевывать Париж с королевских покоев!
В голосе маркиза слышался нескрываемый сарказм. Когда же Йола обернулась, чтобы посмотреть на него, он, к ее удивлению, взял ее под руку и повел прочь от принца к кустам белой сирени.
Не успела она вымолвить хоть слово, как маркиз пояснил:
— По мнению Эме, принц не самая лучшая кандидатура, с которой вам следует начинать знакомства в Париже.
— Почему же? — спросила Йола нарочито невинным тоном, на самом деле прекрасно понимая, почему мадам Обиньи пытается отдалить ее от принца.
— В ее глазах я куда более надежный гид, — продолжал маркиз. |