Неторопливо и непринужденно маркиз подошел ближе. Йола стояла, вцепившись в холодные каменные перила и вперив взгляд в притихшую благоухающую долину.

Маркиз подошел и встал с ней рядом. Йола с напряжением ждала, что он ей скажет. Наверное, очередную банальность и тем же тоном, каким он говорил с самого своего приезда сюда.

Однако он не торопился говорить с ней. Она знала: в эти мгновения взгляд его прикован к ее профилю, четко прочерченному на фоне темнеющего неба.

Усилием воли Йола заставила себя гордо вскинуть подбородок.

Наконец маркиз заговорил, но, боже, как строго, даже сурово звучал его голос!

— Итак, Мария Тереза Йола Лефлёр де Богарне, — произнес он, — что вы намерены мне сказать?

У нее не нашлось ответа на его вопрос.

— Вы на меня сердитесь? — спросила она в конце концов тоном провинившейся школьницы.

— Еще как!

— Простите меня. — Маркиз ничего не ответил, и тогда она прошептала: — Вы меня больше не любите?

— Сейчас речь не о моих чувствах, — ответил он, — а о вашем поведении. Как вы могли позволить себе столь возмутительный поступок?

— Я хотела узнать о вас правду.

— Но почему?

— Потому что мне претила сама мысль, что я должна выйти за вас замуж.

— А что вы слышали обо мне и от кого?

— Девушки в пансионе обычно разговаривали на такие темы. Кое-что я услышала от их родителей. И я подумала, что вы не тот, кто будет счастлив со мной в замке.

— Поэтому вы решились на столь опасный и возмутительный маскарад?

— Да.

Маркиз ничего не сказал, и Йола, сама того не желая, беззвучно расплакалась. Слезы катились по ее щекам, но она не спешила вытирать их в надежде, что он ничего не заметит. Затем, не в силах больше терпеть затянувшееся молчание, она с удручением добавила:

— Я сожалею, что рассердила вас. Прошу вас, простите меня.

Снова молчание.

Это было выше ее сил. Йола повернулась и уткнулась лицом маркизу в плечо.

— Простите меня, простите, — рыдала она. — Я люблю вас, Лео, пожалуйста, женитесь на мне.

Увы, он не обнял ее, не привлек к себе. Он был холоден как камень, и Йола почувствовала, как счастье ускользает от нее. Еще мгновение — и она потеряет его навсегда.

— Или, если вы недостаточно любите меня, — заикаясь, прошептала она, — я согласна стать вашей любовницей, как вы того и хотели.

Ее голос оборвался. Она зарыдала, не в силах сдержать слез. Ей казалось, что она не выдержит этих мук и вот-вот рухнет без чувств. Боже, она ему больше не нужна, она потеряла его, потерла навсегда!

Наконец маркиз обнял ее и прижал к себе, отчего она разрыдалась еще больше.

— Вы уверены в том, что любите меня?

— О, я люблю вас — отчаянно, мучительно, — воскликнула сквозь слезы Йола. — Если вы… больше не любите меня, то мне хочется лишь одного — умереть!

— Что за нелепая идея, моя дорогая!

Это был прежний голос маркиза, глубокий, нежный. Йола тотчас перестала плакать, и пальцы ее вцепились в лацканы его сюртука.

Он приподнял ее лицо и пару мгновений смотрел на нее, на ее слезы, все еще лившиеся по щекам, на нежные, дрожащие губы.

Еще миг — и он впился в них поцелуем. Откуда-то из глубин ее существа послышалось сдавленное рыдание, а потом ее вновь накрыла волна счастья, и блаженство, которое он всегда вызывал у нее, поднялось из ее груди к ее губам.