А теперь рассказывай! Я весь в ожидании. Ты помнишь все лучше, чем я.

На самом верху, в Хемседале, ты уже успел обидеться из-за того, что там, возможно, для нас не найдется кровати, а тебе внезапно взбрело в голову, что ты хочешь спать со мной. Это случилось сразу после того, как мы проехали мимо женщины с бруснично-алой шалью. Вначале шутливый намек, ни к чему не обязывающая болтовня, но постепенно ты становился все нахальнее и напористее; возможно, правильнее сказать — более требовательным. Я начала снова смеяться, но тут ты нашел пандус и съехал с главной дороги на лесную — возле реки. Погода была сухая, и я подумала, что ты увлечешь меня в вересковые заросли среди деревьев. Но уже похолодало, и ты устроил цирковое представление в машине. Бедный ты! Твои фантазии обернулись настоящей акробатикой в нашем малолитражном автомобильчике; ты сказал, что не можешь объяснить и освободиться от этих ярких картин, которые стоят в глазах. «Я всего лишь человек!» — сказал ты. Я бросила на тебя косой взгляд, глаза твои округлились, и ты добавил: «Я всего лишь мужчина!»

Через полчаса мы снова были на главной дороге, ты прибавил газ. Нам казалось, что, утолив свою страсть, мы словно летим по воздуху. В горы, в горы! Мы отметили, что едем по автостраде №52, и это показалось нам забавным, поскольку мы оба родились в этом году… «Шоссе имени нашего года рождения!» — сказал ты. А может быть, я.

Во всяком случае ты все время сидел за рулем, ведь у меня водительских прав тогда не было. Вероятно, была полночь, но по-настоящему темно в это время года не бывает. День был теплый, но теперь стало холоднее и туманней, ведь мы — в горах. Если бы мы ехали темной осенней ночью, контуры казались бы резкими, и в свете автомобильных фар мы видели бы все отчетливо. Теперь же все казалось нам расплывчато-голубым. Единственное исключение — бриллиантовое мерцание вдали над горизонтом. Кажется, его заметила я; в следующие за этим дни мы не раз об этом говорили.

У самого водораздела и у границы округа, вдоль озера Эльдреваттнет, мы вдруг видим в сумерках что-то красное и развевающееся и тут же ощущаем толчок автомобиля и то, как натянулись ремни безопасности. Ты сбавляешь скорость, но через несколько секунд снова даешь газ, так что проходит минут пять, прежде чем мы оба что-то замечаем. И не было ли это самой большой загадкой?.. Что думал ты, Стейн, и что думала я? Хотя вряд ли мы что-то думали. Мы просто были потрясены.

После того как мы проехали мимо озера, нам встретился белый автофургон, который двигался через горы к Эстланну, и тогда ты взволнованно произнес: «Кажется, мы сбили… мы наехали на человека!»

Эти слова были такими, словно мы думали их одной головой. В тот же миг эти слова ударили меня; ты резко поворачиваешься ко мне, а я киваю в ответ, киваю снова и снова.

«Да, — говорю я. — Мы сбили женщину с брусничной шалью».

Мы миновали горную хижину на ледниковом высокогорье и подъехали к первому повороту на Вестланн, и там, на повороте, ты останавливаешься и разворачиваешься назад. Ты ничего не говоришь, но по твоим плечам и в твоем застывшем взгляде я читаю, о чем ты думаешь. «Возможно, она нуждается в помощи… Возможно, она ранена. Возможно, мы задавили человека…»

Через несколько минут мы возвращаемся туда, где машина столкнулась с чем-то в сумерках. Ты останавливаешься, мы оба выскакиваем из автомобиля. Холодно, ветрено. Ни одного человека не видно. Ты замечаешь, что правая передняя фара разбита, и собираешь несколько стеклянных осколков с дороги и на краю обочины. Мы оглядываемся, и вдруг ты указываешь жестом вниз, на бруснично-алую шаль, которая лежит в зарослях вереска на пологом склоне, ведущем к воде, всего в нескольких метрах от дороги.