Пока светлело, мы продолжали спускаться вдоль реки. Парадоксально то, что этим утром, чем больше светлело, тем страшнее нам становилось. В Лердале почти настал день, но мы оба решили, что искать комнату уже поздно или еще рано. Это выглядело подозрительно, а у нас не было охоты демонстрировать наш разбитый автомобиль, так что мы отправились на пристань в Ревснесе. До отхода первого парома еще несколько часов, мы ставим машину — пока единственную — на паром и откидываем спинки передних кресел, чтобы немного вздремнуть. В общем, мы смирились… Полиция наверняка настигнет нас до того, как мы переплывем через фьорд. Дальше никакой дороги нет, мы вынуждены ждать паром. Даже если женщина мертва, все равно водитель белого фургона видел красный «фольксваген» с лыжами на крыше за несколько минут до того, как обнаружил погибшую женщину на краю обочины. Ясно как день, что полиция может появиться когда угодно.

Куда она шла там, в горах, среди ночи? Ведь там не было ни одного строения, даже рыбачьей или охотничьей хижины. Не особо хорошо одета, да и не было на ней ничего такого, что напоминало бы туристическую экипировку. Кто эта женщина? Можно ли быть уверенным в том, что в горах она была не одна? Или все-таки с кем-то? Возможно, она в чем-то замешана? Ведь мы видели большой трейлер на самой высокой вершине в Хемседале. Вероятно, там что-то происходило…

Мы были слишком возбуждены, нам не удалось заснуть. Но мы боялись света. Мы лежали с закрытыми глазами и шептались, как дети в гостях с ночевкой. Мне показалось уместным напомнить о том, что мы переместились всего на несколько градусов — на небольшом небесном теле, которое движется вокруг Солнца, и тогда ты поторопился добавить, что Солнце — лишь одна из миллионов звезд на Млечном Пути. Таковы мы во Вселенной. То, что мы пережили, — мелкая рябь на глади огромного моря. Нам пришлось подняться над собой и посмотреть на все шире. Но на этот раз слезы не выступили у меня на глазах и я не разразилась словами о том, что однажды нас здесь больше не будет. Теперь это невозможно, климат для слез неподходящий; место горя заняли грех, вина — возможно, мы сами причинили смерть человеку. Думать об этом было так ужасно, что я не посмела и заикнуться об этом, но думала все время. Отнять жизнь! Это я-то, у которой не хватало силы духа признаться себе в том, что когда-то мне придется покинуть земную поверхность и всю эту огромную Вселенную! И тебя, Стейн, тебя тоже!..

С тех пор как мы сели тем туманным утром на паром, в последовавшие за этим дни мы редко прямо или намеками говорили о том, что случилось. Это — говорили мы, если хотели коснуться происшедшего. Там, наверху, на высокогорье, ты, пожалуй, все же превысил скорость. Мы съехали вниз по пологому склону, а ты к тому же нажимал на газ во всю мощь, на какую только был способен крошечный «фольксваген». Должно быть, мы все-таки сбили женщину на Хемседальской равнине. С тех пор как мы вернулись в Осло, как раз эта часть истории была нами вытеснена. Но как же нам было справиться с тем, чтобы жить вместе? А жить вместе означает среди прочего говорить, думать вслух, болтать глупости, шутить, проказничать и смеяться — и все это вместе; а кроме того, еще и вместе спать!

О Брусничнице, наоборот, мы говорили, чтобы положить начало совершенной откровенности, и это ее появление причина того, что и сегодня, как и много лет назад, я могу почти без стеснения признаться в том, что, спускаясь вниз, мы убили на Хемседальской горной равнине человека. А именно… к этому я еще вернусь, будь уверен. Но пока я буду рассказывать точно по порядку.

Ты где? Ты уже добрался до своей конторы?

Ну да, и сразу же включил компьютер и получил первую почту. Она — от тебя, я уже прочитал и удалил письмо.

Ты гораздо лучше, чем я, помнишь все детали.