Достаточно вспомнить, как ее мама говорила о Кемпбеллах, чтобы понять, насколько глубоки и сильны бывают их чувства.
«Возможно, мне удастся помирить их», — с надеждой подумала девушка.
Она понимала, что ей хочется прекратить эту вражду, наладить отношения между ними только для того, чтобы как можно скорее вновь встретиться с лордом Страткерном.
Они ехали теперь по узкой, каменистой дороге. Однако лошади бежали все же довольно быстро, и Леона подумала, что они делают не менее четырех-пяти миль в час, когда карета внезапно остановилась, и она услышала чьи-то громкие голоса.
Девушка выглянула в окно и с удивлением увидела, что вокруг одной из крестьянских хижин собралась большая толпа народу.
Все они что-то кричали. Леона не поверила своим глазам, увидев, как двое мужчин тащат куда-то матрацы с постельным бельем, столы, прялку и целый ворох одежды. Две женщины и множество ребятишек мал-мала меньше отчаянно вопили, глядя, как они выносят все эти вещи из хижины.
Люди из соседних домов запрудили всю дорогу, так что лошадям невозможно было проехать, и тут на глазах у Леоны люди, которые только что выносили из дома мебель, подожгли крышу!
Невозможно было поверить, что все это происходит в действительности. В это время одна из женщин с маленьким ребенком на руках закричала по-гаэльски:
— Тха мо кланн аир а бхай аир ам мерт!
В ответ раздались яростные вопли толпы.
— Убийцы! Они убили моих детей! — перевела Леона, и тут заметила, что кроме тех двух мужчин, которые подожгли крышу дома, рядом стоят еще трое полицейских.
Она вышла из кареты.
Шум и крики оглушили ее, но девушка все же заметила, что женщины пытаются спасти куриц, которые были заперты в курятнике, так что им грозила опасность сгореть там заживо.
В ту минуту, когда хижина запылала, какой-то мужчина прорвался внутрь сквозь яростные языки пламени и тут же выскочил обратно, неся на руках полуголого орущего ребенка.
— Что случилось? Что здесь происходит? — тревожно спрашивала Леона.
В суматохе и общем гаме ее голоса совсем не было слышно, но один из мужчин, прилично одетый и, по-видимому, облеченный некоторой властью, подошел к ней, отрывисто проговорив:
— Вам лучше уехать, мадам. Путь свободен, я расчистил дорогу.
— Но в чем дело? Что происходит? — спросила Леона.
— Этих людей выселяют, мадам.
— Выселяют? — не веря своим ушам, воскликнула девушка, потом уточнила: — Вы хотите сказать, что эту землю освобождают под пастбища?
— Его милости нужна земля, мадам.
— Для овец? — переспросила Леона.
— Ну да, верно. А теперь, мадам, вы можете занять свое место в карете и спокойно ехать дальше.
Ее собеседник отвернулся, и Леона заметила, что лакей уже открыл дверцу экипажа, ожидая, пока она сядет.
— Помогите! Прошу вас, помогите! — крикнула одна из женщин, обращаясь к Леоне.
Девушка в нерешительности замерла, не зная, что ответить, но в этот момент один из полицейских, размахнувшись, ударил женщину дубинкой, и та упала на землю. Леона хотела бежать к ней, но, едва она успела повернуться в ту сторону, как человек, с которым она только что разговаривала, снова оказался рядом с ней:
— Сделайте милость, уезжайте-ка поскорее, мадам, — резко сказал он ей, давая понять, что не потерпит никаких возражений. — Вы здесь ничего не сможете сделать, а его светлость будет недоволен, что вы вмешиваетесь.
Леона хотела что-то сказать, возмутиться тем, как эти люди обращаются с женщинами и детьми, но неожиданно для самой себя обнаружила, что сидит в карете; дверцы за ней захлопнулись; путь был свободен, и лошади резво помчали ее прочь от места происшествия. |