— Сейчас увидишь! — Конан рывком распахнул резную дверь. — Сейчас мы с тобой славно погреемся!..

— Постой, Конан! — Шумри крепко схватил его за руку.

Не надо! Ведь ты же уничтожишь эти… эти…

Он не мог сказать приятелю, как ему жалко прекрасные гобелены, картины, фарфоровые вазы и мраморные статуэтки. В ушах его звенел умоляющий голос Веллии: "только у бездушных животных отбирала я их будущие годы… Чье назначение в жизни — лишь рушить и жечь!..

— Прошу тебя! — воскликнул он с мольбой. — Не разрушай, не жги!..

— Тебе жалко ее гобелены?! Ее ковры?! — захохотал киммериец. Когда он смеялся вот так, охваченный исступлением ярости, он был и ужасен, и величествен в одно и то же время. — Не жалей: она выткет новые! Ты ведь радуешься в глубине души, что она не сдохла, разве не так?!..

Он повернулся, готовясь ринуться с гудящим пламенем над головой в глубь изысканных и прекрасных залов.

— Подожди же!.. — еще отчаянней завопил Шумри. — Ты погубишь людей! Они сгорят или задохнуться во сне! Ты забыл, что говорил нам старик: почти все они не догадываются о том, кто она. Ее слуги не виноваты!..

— Да пропади ты пропадом со своей жалостью! — Конан швырнул факел на землю. — Не виноваты! Конечно, они всего лишь прикончили пару твоих слуг, да Больда!.. Как ты не понимаешь: ведь она же вернется сюда! Она все начнет сначала!..

— Хорошо, жги, — тихо сказал Шумри. — Подожди только, пока они не проснуться и пока я не расскажу им правду об их госпоже. *** Солнце уже сползло за кромки деревьев, когда приятели неторопливой рысью отдалялись наконец от замка, еще утром напоминавшего на выступ скалы белоснежную птицу, сейчас же превратившегося в черные горячие руны.

Оба молчали. От едкого дыма першило в горле, лохмотья сажи застряли в волосах и складках одежды. Кони мягко стучали копытами по тропе, потряхивая гривами, словно не понимая и удивляясь подавленности своих хозяев.

На повороте тропы показалась знакомая, вросшая в землю лачуга. Но старик в рваных лоскутьях не вышел навстречу, не замахал руками и не затряс приветственно головой. Шумри придержал коня.

— Стоит ли? — спросил Конан. — Или ты хочешь его обрадовать, что ведьма осталась жива? Не ответив, немедиец подъехал к хижине и соскочил с коня. Конан нехотя последовал за ним.

В лачуге было сумрачно. Старик лежал навзничь на старых шкурах. При появлении "любезных гостей" он не пошевелился и не издал ни звука. Шумри склонился над ним и прикоснулся пальцами к холодному лбу. На сморщенном лице старика застыло удивленно-жалобное выражение.

— Надо его похоронить, — сказал Шумри.

— Стоит ли? — спросил киммериец. — Лопату из замка мы как-то не догадались прихватить…

— Будем рыть мечом.

Когда они отдали последний долг столетнему старику, была уже ночь. Но они все-таки решили не останавливаться для ночлега, а ехать дальше. Несмотря на смертельную усталость, и Конану, и Шумри хотелось как можно скорее оставить позади себя печальное и проклятое место.

В полном молчании они возвращались с веселой охотничьей прогулки. Слышался лишь перестук копыт, да фырканье коней.

Внезапно ночь разорвал отвратительный хриплый вой, и кто-то спрыгнул с ветки дерева, нависшей над тропой, прямо на грудь киммерийцу. Острые когти вцепились ему в шею, лицо обдало смрадным дыханием.

— Кром! — Конан с силой оторвал хрипящую и плюющуюся тварь от своей груди и бросил с размаха под копыта коня.

Испуганный конь шарахнулся в сторону, едва не скинув с себя седока.