Хочу ей занести, чтобы она примерила. Похоже, это то, что ей нужно.
— Тогда пиши. Бульвар Пушкина, дом тринадцать, квартира восемь. И телефон триста тридцать семь, два ноля, тринадцать.
«Занятно, откуда он знает ее адрес, телефон, да еще по памяти? А жена в курсе того, что ее муж так хорошо информирован?» — не успела я так подумать, как Аркадий Семенович сам же ответил на мой немой вопрос:
— Я ей сдаю квартиру покойной тещи.
Ну и жук мой шеф! Хотя чему я удивляюсь, сейчас бизнес-отношения, каждый хочет выгадать и получить лишний кусочек масла на свой бутерброд.
— А на мою супругу лишнего ничего нет? — поинтересовался Аркадий Семенович.
— Боюсь, такой авангард ваша жена носить не станет, — ответила я шефу и повесила трубку. — Так что будем делать?
— В смысле? — не понял меня Облом.
— Позвоним или так нагрянем?
— Думаю, следует нанести визит. Фактор неожиданности всегда хорошо срабатывает на преступника.
— Что ж, давай проверим на вшивость нашу Катю.
Покойная теща Аркадия Семеновича при жизни занимала двухкомнатную квартиру в очень хорошем доме старой постройки с высокими потолками и огромными комнатами. Ко всему прочему дом находился в той части, которая одновременно являлась и центром города, и зоной отдыха.
Бульвар Пушкина представлял собой вытянутый на несколько кварталов сквер с большим количеством декоративных елей и сосен, аккуратно постриженных газонов и ярких цветочных клумб, цветы на которых по нескольку раз за сезон обновлялись и пересаживались, так что радовали глаз с ранней весны до глубокой осени. В апреле на клумбах цвели первоцветы, их сменяли нарциссы и тюльпаны, потом высаживались петунии, маргаритки и бархатцы. Под занавес цветочного сезона высаживались мелкие хризантемы, которые до первого снега пышным цветом скрашивали унылую пору года.
Этот бульвар всегда являлся любимым местом отдыха горожан. Может быть, летом здесь немного шумновато из-за открытых кафе, густо натыканных на всем протяжении сквера, но в остальное время года здесь были тишь и благодать. Квартиры в этом районе были немыслимо дорогими. Их было и дорого покупать, и дорого снимать. Аренда такой квартиры тянула от нескольких сотен за двухкомнатную квартиру до нескольких тысяч долларов за квартиру жилплощадью побольше.
Вот эти несколько сотен Аркадий Семенович и перекладывал из одного кармана в другой. Непонятно только, зачем ему это было нужно? Снял бы Катьке жилье попроще, а эту квартиру сдавал бы кому другому, ведь, насколько я могла заметить за долгие годы работы в нашем агентстве, шеф приступами необоснованной щедрости никогда не страдал. Но, возможно, здесь учитывались личные взаимоотношения, или Аркадий Семенович не хотел сдавать квартиру постороннему человеку. А может, у жены Аркадия Семеновича был свой резон? Помнится, я несколько раз видела их вместе, не удивлюсь, если узнаю, что Катька докладывала ей о каждом шаге шефа, получая таким образом скидку за шикарную квартиру.
Облом подрулил к нужному нам подъезду и, заглушив мотор, спросил:
— Пошли? Какая квартира?
— Восьмая. Это должен быть третий этаж.
Мы поднялись по широкой лестнице и остановились перед восьмой квартирой. Я на секунду в нерешительности остановилась. Облом поторопил меня:
— Смелее. Звони.
Через секунду в квартире послышался противный Катькин смех, у меня больно сжалось сердце, она кому-то ответила: «Подожди, я скоро», — и через дверь спросила:
— Кто?
Я растерялась и, не зная, что сказать, повернулась к Облому. Он подошел к двери и громко отрапортовал:
— Сверка счетчиков, откройте.
— В субботу? Сверка счетчиков?
— А когда вас еще можно застать?
Катька щелкнула замком и распахнула перед нами дверь. |