С моими соседями Облом тоже ладил и находил общий язык, к нему часто обращались, когда нужно было написать письмо в какую-нибудь инстанцию, а то и составить прошение в райисполком или суд. Не было случая, чтобы он кому-то отказал.
Вот и сейчас Мария Семеновна, сидя на лавочке, в буквальном смысле слова расплывалась от счастья. Она кокетливо сверкала глазками и то и дело хватала Облома за руку.
— Ах, Петр Константинович, вы прелесть, — ворковала старая ветреница. — Как повезет вашей жене! А как повезло вашей маменьке! Общаясь с вами, я получаю такой заряд бодрости и жизненной энергии. Просто хочется петь и танцевать! Эх, сбросить бы мне лет двадцать!
«Да тебе и сорок лет мало сбросить», — подумала я и решила прекратить эту идиллию. Мужчин вообще нельзя захваливать, разве что в исключительных случаях, когда чувствуешь, что тебе воздастся за твою доброту.
— Мария Семеновна, не возражаете, если Петра Константиновича я заберу? У меня есть что ему сказать.
— Ах, молодость, молодость! Что поделаешь, забирайте, — надув губки, обиженно буркнула моя соседка и протянула Облому руку: — Буду рада вас видеть, заходите, Петр Константинович.
Облом поднялся, трепетно взял в руку сморщенную ладошку и на секунду припал к ней губами. Мария Семеновна поднесла платок к глазам, то ли прослезившись, то ли пытаясь скрыть свое смущение.
— Ты поосторожней будь с дамами постбальзаковского возраста. У них сердце, давление и все остальное, — посоветовала я Облому, когда мы скрылись в подъезде от испепеляющего взгляда Марии Семеновны.
— А где ты так долго ходила? Я успел не только с Марией Семеновной роман закрутить, а и с Вероникой Карловной из второго подъезда.
— Только не думай, что я тебя буду ревновать, — прервала я обломовские откровения.
Мы вошли в квартиру, и Облом тут же потащил меня в кухню: его биологические часы настойчиво напоминали, что пора сытно перекусить. Поскольку утром я кое-что все-таки утаила от него, проблема сегодняшнего ужина не стояла столь остро. Я только распахнула дверцу холодильника и извлекла из него на свет божий буженину, фаршированную рыбу, грибы в сметане и остатки салатов.
— Так, где ты была? — спросил Облом в перерыве между закусками и горячим.
— В шестой больнице, в отделении интенсивной терапии.
— Каким ветром тебя туда занесло?
— Я позвонила в справочную, мне сказали, что очень похожего на Карлоса типа отвезли в шестую больницу. Я рванула туда.
— И по этому случаю напялила на себя вечерний костюм? — Облом все-таки заметил мой наряд.
— Да, поэтому, — разозлилась я. — Я хотела произвести впечатление.
— Ну и как? Алкаши впечатлились твоей неземной красотой, — хихикнул Облом.
Я растерялась, не зная, что мне делать: то ли обидеться на колкость, то ли поинтересоваться, откуда у него такая осведомленность. Я выбрала второе.
— Ты в курсе, что это наркологическая больница?
— А ты не знала? — в свою очередь, спросил он, продолжая ехидно улыбаться.
— Откуда? У меня ведь нет проблем с пьянством. Это ведь у тебя дисконтная карта в пивном ресторане, — отомстила я.
— У меня скидка не потому, что я завсегдатай пивняка, а потому, что я вел юридические дела директора ресторана. А то, что в шестой больнице лечат алкоголиков и наркоманов, знает каждый школьник.
— И очень плохо! Я не пью и не колюсь, и поэтому мне по фигу, где от этого лечатся.
— Надеюсь, ты и к старости не испортишься. Ты нашла там Карлоса? Рад за вас! Стоило из Португалии выписывать алкоголика, у нас таких можно батальон подобрать. |