|
В хорошо рассказанной истории есть некая застенчивость, сменяющаяся самоотречением, экстазом, непринужденностью и даже исступлением. Такие рассказы родятся на легком дыхании, после чего подлежат забвению или развеиванию на все четыре стороны света. В конце концов, содержание рассказа не так уж важно, важен творческий акт, совершаемый одновременно с миллионом других, подобных ему, непрерывно и постоянно. Ведь единственное, что важно в истории, – это ее рассказчик. Хранить же историю между дерматиновыми обложками, изучать ее, как мертвое насекомое, анализировать ее, подражать ей, соперничать с ней или даже пытаться превзойти ее в совершенстве – совершенно пустое занятие, не имеющее с творчеством ничего общего. Ибо настоящий творец – это актер, обогащающий и облагораживающий наше восприятие жизни, в то время как профессиональный автор коротких рассказов – это чаще всего зануда, как правило пишущий для того, чтобы уберечь жену и детей от голода, или пытающийся своим ремеслом компенсировать неудачу своих начинаний в других областях жизни. Профессиональный автор коротких рассказов не испытывает радости творчества, его не переполняет чувство безудержности или вызова, он, как правило, работает с дурным настроением и полагается лишь на тупое усердие, одним глазом уставившись на часы, а другим – на воображаемый и зачастую невидимый чек. Труд такого писателя – это напрасная жертва, приносимая на алтарь приятного времяпрепровождения полуобразованных дурней. И награда его, когда он все-таки ее получает, безрадостна. У таких писателей нет своего читателя, они обслуживают «массу», которая покидает их, как стая крыс, – стоит лишь поманить кусочком сыра поаппетитнее.
Что более всего в произведениях Андерсона впечатляет, так это гениальное изображение обыденного, наделенного важным и универсальным значением. Рассказ «Торжество яйца» в этом отношении можно считать классическим. (Другое великолепное достижение в том же роде входит в одну из последних книг Андерсона «Кит Брэндон». По сути, это небольшая история, герой которой превращается в лошадь: он становится на четвереньки и ведет себя как лошадь целых десять или пятнадцать минут. Уверяю вас, подобной лошади еще не видывал свет – ни на земле, ни на море, ни в легенде.) В свое время я ужасно обрадовался возможности сообщить Андерсону, как понравилось мне его «Торжество яйца». Книга попала мне в руки в момент, когда, отчаявшись высказать то, что мне хотелось высказать, я уже собирался забросить писательство. Но «Торжество яйца» вдохновило меня, как, впрочем, и все остальные книги Андерсона (вплоть до его «Темного смеха», после чего я практически перестал читать американских писателей). Мне казалось, голосом Андерсона говорила сама Америка. Он писал раскованно и свободно, его стиль освежал, как стакан ледяной воды, стоящий на столе в каждом американском доме или ресторане. Позже я узнал, что свобода и раскованность стиля Андерсона – это результат долгого и трудного ученичества. И все-таки, что бы я ни писал об Андерсоне, прежде всего в нем привлекает его личное обаяние, именно оно заставляет предпочитать его писателям, несравненно более сильным, чем он. Пробу его характера я оценил сразу же, как только с ним познакомился. С нами был Дос Пассос, его я тоже видел в тот раз впервые. Мы двинулись в близлежащий бар. «А теперь говори! – мысленно приказал я ему. – Покажи, какой ты прирожденный рассказчик! В точности ли такой, каким я тебя воображал?» И Андерсон показал. Его характер и великолепное чувство детали (хотя Сандрар владеет ею даже лучше) тут же развернулись во всем их блеске. Я бережно подбирал каждое оброненное им слово, а он сыпал ими, как маленькими круглыми золотыми дукатами. Цепочки слов, паузы, неловкие остановки, поиски нужного выражения, словесные недоразумения – все в точности соответствовало тому, с чем я уже встречался в его книгах. |
