Изменить размер шрифта - +
Я не знаю ни одного из ныне живущих писателей, кто более едко и непримиримо описывает существование беднейшей и многочисленной части человечества. Он заглядывает в такую бездну отчаяния, униженности и смирения, которых не удалось достичь ни Горькому, ни Достоевскому. Конечно же, он обращается к проблемам своего народа, прозябавшего в нищете задолго до того времени, как зарождалась западная цивилизация. Вопреки, казалось бы, беспросветному мраку и безысходности, в которых пребывают его герои, в каждом своем романе автор тем не менее выражает непоколебимую уверенность в их способности разорвать оковы рабства. Обычно эту надежду, явно отчаявшись в это поверить, озвучивает один из персонажей. Это отнюдь не рвущийся наружу вопль, а сдержанное, непреклонное утверждение, словно внезапное появление ростка в глухие часы ночи.

В «Богом позабытых» перед нами пять довольно коротких зарисовок, предощущающих вдохновенность и страсть Коссери. Для меня эта книга явилась полным открытием, чуть ли не первой из знакомых мне произведений великих русских писателей прошлого. Она из разряда тех книг, что предшествуют революциям и побуждают к революции, коль скоро человеческая речь вообще способна владеть умами. Здесь Коссери наделяет даром речи людей бессловесных. Естественно, они не вещают как профессиональные агитаторы-марксисты. Их язык наивен, до глупости прост, но исполнен того значения, которое, не исключено, заставит власть имущих дрожать и содрогаться. Зачастую они выражают себя в фантазии, на языке сновидений, которые в данном случае не требуют психоаналитической интерпретации. Он внятен, как надписи на стене. В сущности, именно эту цель преследует Коссери – оставить свое послание на стене! Только обращается он не от своего имени, а от имени великого множества людей. Он не смакует ужасы нищеты, как может показаться при беглом прочтении; он предрекает приближение новой эры, зари, зарождающейся на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке.

Его книги полны саркастического, гневного юмора, заставляющего смеяться и плакать одновременно. И нет ни малейшего зазора между автором и его достойными жалости персонажами. Он не просто на их стороне: он – один из них. Их словесные выверты воспринимаются так, словно Альбер Коссери сам только учится пользоваться своим голосом, осваивает новую манеру разговора, ту самую, что никогда не забудешь. Западному человеку, особенно американцу, его типажи, возможно, покажутся дикими и смехотворными, почти непостижимыми. Мы забыли о том, что люди могут пасть так низко; мы понятия не имеем о столь ужасающем уровне жизни, какого не встретишь у нас даже в самых отсталых районах. Но знающие люди уверяют меня, что ни в персонажах Коссери, ни в их жизненном уделе нет ничего мало-мальски немыслимого, фантастического. Он подает нам действительность гипертрофированно реальной, трудновообразимой лишь постольку, поскольку в столь «просвещенном» веке подобное вообще возможно.

Его второй роман, «Дом верной смерти», можно с легкостью считать символическим. Каждый из нас обитает в подобном доме, осознаем мы это или нет. Любой, кроме разве что домовладельца, может наткнуться на огромную трещину в стене. Вопрос заключается в том, куда и как обращаться? Для подавляющего большинства, пытающегося свести концы с концами, любые попытки спасти свои жилища обречены на провал. Выход, каковым его видит один из героев романа, – прекратить платить аренду. Чтобы привлечь внимание к своему плачевному положению, они испробовали все подвластные им способы, но безуспешно. Даже написали письмо правительству, выражая серьезное сомнение: а умеет ли правительство читать? Кстати, это письмо – просто шедевр. От имени жильцов дома его написал Ахмед Сафа, некогда водитель трамвая, а ныне торговец украденными кошками и неисправимый курильщик гашиша. В письме Ахмед Сафа выражает нижайшую просьбу к правительству самолично прибыть на место катастрофы. Иначе, добавляет он, нам остается лишь доставить дом к вам, что по сути одно и то же (!).

Быстрый переход