— Я пропиталась народной мудростью до самого низа, вернемся к глупостям. Ты дашь бумажку, или будем по-плохому… — Если б он только знал, сколько всего можно совершенно случайно и совсем не желая того найти в недрах Всемирной паутины, он бы меня уже два часа боялся.

— Думаю, ровно через час после побега ты вернешься сюда в мое полное распоряжение, поэтому не вижу препятствий сделать даме услугу за маленькое, но приятное вознаграждение.

Надеяться никому не вредно. Поверь, мой сладкий, я вывернусь наизнанку, но тебе постараюсь не попасться. Впрочем, свое мнение придержу-ка я покуда при себе.

— И какое это «маленькое» условие? — подозрительно сощурившись, полюбопытствовала.

Меня наградили невинным взглядом белого агнца. А я, овца, так и поверила… волку в овечьей шкуре.

— Всего-навсего твой поцелуй.

Уговорил, шалун. Я согласная! Только вот кроме меня тут обретается еще одна личность со слабым желудком.

— Принцесса сообщает, что ее может стошнить, — перевела рвотные позывы Иалоны на понятный язык.

— При чем здесь принцесса? Я говорю о твоем поцелуе, Илона, — нахально заявил невозможный, невоспитанный, но такой очаровательный тип.

Выпятив нижнюю губу в задумчивости и набивая себе цену, я выдвинула встречное условие:

— После того, как подпишешь пропуск.

— Согласен, — довольный волчий оскал.

— У, змей-искуситель.

— Иалона, мигом вылезла и рванула строчить этот чертов пропуск.

Слава богу, дело сдвинулось с мертвой точки, авось успею к часу Х. По своим личным наблюдениям и рассказам папы-военного я знала, что за пару часов до рассвета внимание караульных сильно падает, к тому же полумрак и неожиданность. Существовала и дополнительная причина — мне не улыбалось болтаться по городу дольше, чем необходимо, но без одежды и транспортного средства снаружи делать было нечего.

Сотельница усердно скрипела пером по бумаге, выводя местные иероглифы, а я, изнывая в ожидании, старалась выбросить из мыслей красавчика. Пути Господни неисповедимы, но искренне уповала не свидеться больше. Ну и зачем врать? Хочу я увидеться. Правда. Но и домой хочу тоже. Взвесив два хотения, убеждаюсь, что дом с отрывом победил: два — один. Вот и славно.

— Иалона, ты что, доклад сочиняешь?

— Да нет, стараюсь предусмотреть все сюрпризы.

— Умница, хоть какая-то польза от монаршего образования отыскалась.

Дождавшись, когда принцесса поставит последнюю точку, я потеснила ее высочество, схватила лист, помахав им для быстрой сушки чернил, и пошла к пленнику, прихватив допотопное приспособление для письма, именуемое гусиным пером. На подступах меня проинформировали:

— Прежде чем поставлю подпись, я хочу знать, что именно подписываю. Подержи лист, пока я не прочитаю.

Делать нечего, пришлось поработать пюпитром. Да в курсе я, что это подставка для нот, но слово уж больно звучное и красивое. По мере прочтения выражение лица Кондрада менялось от спокойного до крайне удивленного. Наконец, подняв на меня глаза, он спросил:

— Скажи, а пункт одиннадцать «вспомоществование в изъятии крупного домашнего скота» ты серьезно предполагаешь использовать?

Удружила ты мне, принцесса, нечего сказать. Я состроила невозмутимую физиономию:

— А то! Я, может, себе нормальной житухи не мыслю, пока всех окрестных козлов и баранов не экспроприирую. И не надо предлагать мне помощь психиатра, всяк по-своему с ума сходит. У тебя свой экстрим, у меня свой. Подписывай, я выполню условие и разбежимся. Харэ ржать! Возьми себя в руки!

— Я не могу, они у меня прикованы, — выдавил Кондрад на полувсхлипе: — Ты все так замечательно объяснила, что я даже не буду интересоваться, на кой ляд тебе нужны «средства передвижения о четырех ногах или колесах, шелковое постельное белье и золотые столовые приборы».