– А вы – само очарование. Поделом Хакарку, – все еще посмеиваясь, проговорил Эд. – А теперь идемте, пока на болота не спустилась тьма.

Он указал рукой влево, туда мы и направились. Было страшно вверять свою жизнь мужчине, которого я совершенно не знала, однако и отказываться от его помощи побоялась. Всю жизнь, как и полагается девушке моего положения, я действовала по указке отца или матушки настоятельницы. Мое мнение не принимали в расчет, от меня не требовали решений. С детства девушкам моего сословия закладывали в голову непреложную истину: не нужно учиться и умничать, за нас все сделают мужчины. Это они должны следить за безопасностью, они обязаны обеспечить своих дам кровом и всем необходимым для жизни.

Я приняла правила и следовала им неукоснительно. Всегда. До сегодняшнего дня. И вот теперь приходится доверяться незнакомцу, чтобы выбраться из леса, полного диких животных и ядовитых ягод! Самостоятельно я не могла определить даже сторону света, не то что разобрать, какую пищу есть можно, а какая принесет смерть.

– О чем задумались, милая леди? – нарушил ход моих мыслей Эдвард.

– О бренном, – честно ответила я.

Он сбился с шага, остановился и проговорил, склонив голову набок:

– Последний раз слышал подобное выражение от своей прабабки. Так вы действительно воспитанница монастырской школы?

– Действительно, – подтвердила и плотно сжала губы, чтобы не сказать лишнего. Пусть он – хам, но это не значит, что я должна уподобляться ему!

– И вас обучали женщины, никогда не знавшие мужской ласки?

Я снова благоразумно промолчала.

– Представляю, какие стервы там работают!

Мое терпение было на исходе. Сжав кулаки, я многозначительно посмотрела на Эда, намекая, что пора прекратить неприятную тему.

– Или все-таки мужчины в вашем монастыре были? – продолжал допытываться он, не замечая моих мучений. – Конюхи там, охранники, лекари?

– Зачем вам это? Разве нам не нужно спешить?

– Мы почти вышли из леса, – беспечно отмахнулся собеседник. – Так да или нет?

– Конечно, но в закрытую часть монастыря им входить запрещалось.

Он громко хлопнул в ладоши и хохотнул.

– Чему вы радуетесь? – удивилась я.

– Радуюсь за монахинь, – загадочно ответил он. – А почему в закрытую часть мужчин не пускали?

– Потому что там обучались девицы, это же очевидно!

Я раздраженно передернула плечами.

– Не понял логики.

– Ох, боги! – Отвернувшись, на минуту прикрыла глаза, собирая крохи терпения, и ответила уже абсолютно спокойно: – У всех мужчин на уме только одно!

– И что же это?

У Эда на лице был написан живейший интерес, а в глазах горел лукавый огонек. Я вдруг ясно поняла, что он насмехается надо мной. И заодно над монахинями. В душе стало расти нечто совершенно неприемлемое, похожее на жажду мести и справедливости. Мне вдруг захотелось сказать что-то оскорбительное, задеть этого негодяя и злорадно наблюдать, как он страдает. Останавливало одно. К сожалению, не голос совести, а банальное незнание, как вообще можно уколоть словом мужчину?

– У вас такое личико, милая леди, словно вы мысленно меня четвертуете! – мимоходом раскусил мои злобные грязные фантазии Эдвард. – Вот только не пойму… Что это? – Внезапно он затих и приложил грязную ладонь к моему рту, видимо, призывая и меня к молчанию. – Тс-с, кажется, мы больше не одни. И я сомневаюсь, что к нам присоединились друзья.

Я испуганно повернула голову и посмотрела в ту же сторону, куда был направлен взгляд Эда.