В данный момент для тебя она может быть охренительно дерьмовой, но через мгновение или через час окажется интересной или, по крайней мере, начнет изменяться. Мне стоило лишь взглянуть на список посетителей передачи, и я понимал, что раз существует человек, устроивший себе жилье под брюхом лошади, или женщина, верящая, что ее часы – это Элвис Пресли, то где-то должны найтись и для меня другие места, другие возможности, другой человек, который скажет: «Да, приходи, нам есть о чем потолковать».
Так что я не купил себе пистолет и не наглотался пилюль, а однажды вечером, когда заметил, что слишком долго рассматриваю свои руки, вытащил-таки записную книжку и позвонил человеку, с которым, по мнению моего зятя, мы хорошо поладим.
А почему бы, черт возьми, не позвонить?
Майкл сначала колебался, но я расслышал в его голосе и любопытство, говорящее, что он не против сделать пробный шаг в моем направлении, если я не буду двигаться слишком быстро и не спугну его, как беспечный охотник птицу.
– Не отведать ли нам хорошего пломбира с фруктами и шоколадным сиропом?
– Похоже, мы говорим на одном языке.
– Тогда давай встретимся в кафе Брауна на Голливудском бульваре.
* * *
Я записываю «За гранью» вскоре после полудня дважды в неделю, так что могу к вечеру освободиться. В тот вечер, входя в мороженицу, я по иронии судьбы в последний момент услышал с улицы начало мелодии «Ощущал» – сумасшедшей песни «Кабаре Вольтер», доносившейся из чьей-то машины; это заставка к моей передаче. И я не понял, хорошее это предзнаменование или плохое.
В двух кабинках сидели в одиночестве двое мужчин. Один наполовину скрылся за газетой, а другой смотрел на дверь, теребя пальцем воротник рубашки. Тот, за газетой, был толстяком, а другой, что теребил воротник, похоже, слишком нервничал. Ни тот ни другой не выглядели обнадеживающе.
– Эй, Инграм Йорк! – раздался из-за спины оклик.
Голос звучал знакомо. Обернувшись в надежде увидеть Майкла Биллу, вместо него я увидел Вилли Снейкспира. Вилли был завсегдатаем моей передачи, мы приглашали его, когда требовался трепач, чтобы оживить беседу. Он забавный, может болтать о чем угодно и, как водится, с мозгами набекрень. Живет с двумя удавами боа-констриктор по имени Лаверна и Серли и всегда приносит их с собой в студию. Я люблю Вилли – в малых дозах, – но в тот вечер он мне был совершенно ни к чему. Билла знал, чем я зарабатываю на жизнь, но в нашу первую встречу мне не хотелось живого свидетельства, какими людьми я сам себя ежедневно окружаю.
– Знай я, что наткнусь на тебя, взял бы с собой змей!
– Привет, Вилли. Увидимся позже.
– А как насчет мороженого, Инграм? Я только что получил пенсию и хотел бы угостить тебя мороженым.
– Спасибо, Вилли, но у меня тут встреча кое с кем. Можно перенести угощение на потом?
Он посмотрел на меня, как смотрят утки: искоса и с полным вниманием.
– Чую дымок! Свидание, а?
– С другом.
Он улыбнулся:
– Ты слышал анекдот про Джека Николсона? Подходит к нему на вечеринке красивая женщина и говорит: «Привет Джек! Хочешь со мной потанцевать?» А Джек осмотрел ее с ног до головы и говорит: «Не тот глагол, милашка. Ты выбрала не тот глагол!»
Вилли рассказал это во весь голос, а когда закончил, кто-то у меня за спиной громко и одобрительно рассмеялся. Оглянувшись, я увидел толстяка; он отложил газету, на лице широкая улыбка. Может быть, он не был толстяком – просто крупный, большой мужчина. Штангист или играет в американский футбол? Взглянув на меня, он помахал рукой и жестом пригласил присесть рядом. Вилли похлопал меня по спине и ушел.
Майкл привстал и протянул огромную руку. |