Я взглянул на цилиндр и потер подбородок:

– Вот эта вещь?

– Да, эта самая вещь.

Я взял его и повертел в руках. Черный, без каких-либо меток. И уж точно без надписи: «Гейдельбергский цилиндр».

– Почему сейчас он сплошь черный и без надписей?

– Потому что цилиндр видоизменяется, когда впервые привлекает ваше внимание. Становится тем, что может быть полезно или интересно данному человеку в данной ситуации. Мне он явился в виде непонятного медного инструмента. Для человека, владевшего им до вас, он превратился в персидский дверной замок шестнадцатого века. А вам предстал в качестве бейсбольной биты.

– А сейчас он что такое?

– Не имею понятия. Быть может, что-то из будущего.

Услышав эти слова, я выпустил цилиндр из руки.

– Но я не совершил никакого открытия с помощью бейсбольной биты. Тем более ничего связанного с бессмертием, как вы говорили. Я просто врезал ею по башке пещерному человеку.

– Это потому, что я поспешил вмешаться. У вас просто не было достаточно времени. К открытию приходят медленно и постепенно, но сейчас человечество в опасности, и мы должны действовать быстро, чтобы избежать катастрофы. Я вкратце расскажу вам финал моей истории, и тогда вы поймете. Уяснив невероятную важность «гейдельбергского цилиндра», я стал буквально одержим поисками, находя тому все новые и новые подтверждения. Но что мне было делать со своим открытием? Кому о нем рассказать и как все преподнести?

Тут я его прервал:

– А когда вы превратились… в это, в то, что вы есть сейчас?

– Узнав всю правду о цилиндре, все мы рано или поздно меняемся.

Эта новость побудила меня встать на ноги.

– Что это значит? Как именно меняемся?

– С разными людьми это происходит по-разному. Я не могу предугадать, как это повлияет на вас.

Я снова начал нервничать.

– А как же насчет Брукса и Зин-Зана? Они оба нормальные. То есть, конечно, с причудами, но в целом они нормальные люди.

– Это потому, что оба лишь недавно присоединились к группе. Со временем они изменятся и обретут новую форму. Мы называем это «вылуплением» – как из яйца. Мне неизвестно, как будет выглядеть каждый из них после этого, но нет сомнений в том, что они трансформируются в нечто совершенно другое.

– А сами они это знают? Они знают, что изменятся?

– Разумеется, мистер Галлатин, и они этому рады.

– Значит ли это, что я изменюсь тоже, раз я теперь это знаю?

– Да.

– Но я не хочу изменяться! Мне нравится моя жизнь.

– Боюсь, отныне мы нуждаемся в вас больше, чем вы нуждаетесь в своей жизни. Позвольте вам кое-что показать.

Прежде чем я успел выразить протест, все вокруг изменилось. В одну секунду, в мгновение ока мы переместились из джунглей в рай.

Я слышал об этом и раньше, но теперь убедился воочию: рай таков, каким ты хочешь его видеть. Если ты представляешь себе крылатых ангелов с арфами, сидящих на золотистых облаках, именно это ты и увидишь. А если для тебя рай – это чудесные сады, в которых львы танцуют ча-ча-ча, а красивые женщины угощают тебя охлажденным ромом, так оно и окажется. Я не имел представления о своем рае, пока его не увидел. Но, увидев, сразу понял, что это он и есть – ничего не могло быть лучше.

Ресторанчик на свежем воздухе где-то в сельской местности. Несколько металлических столов расставлены под четырьмя большими каштанами. Легкий ветер треплет свисающие края белых скатертей. Солнечный свет пробивается сквозь листву, и все вокруг мерцает желтыми, зелеными и белыми пятнами.

Группа людей собралась за одним из столов; они отлично проводят время, смеются, едят и беседуют.