Группа людей собралась за одним из столов; они отлично проводят время, смеются, едят и беседуют. Темнокожий парень в конце стола играет на гитаре «Гибсон Тандерберд» – негромко, но виртуозно. Его соседка то и дело вскакивает со стула, обнимает парня и вновь садится на место.

Разнообразие и великолепие стоящих перед ними кушаний воистину поражают. Все виды мясных блюд и салатов, горы фруктов, супы, пироги и торты. А нарезанных хлебов столько, что в одиночку и за целый день не понаделать из них сэндвичей. Такое изобилие – взгляд не оторвешь. Мой рот наполнился слюной. Я сразу понял, что эта еда – вкуснейшая из всех возможных и, стоит тебе попробовать хоть кусочек, слезы счастья побегут из глаз.

– Эй, Билл, ты чего там стоишь столбом? Тащи-ка сюда свой зад и поздоровайся!

Человек, произнесший это, был не просто похож на моего отца – это и был мой отец. Умерший одиннадцать лет назад.

Я не сдвинулся с места, но, предполагая, что Светачадо находится поблизости, громко спросил:

– Это реальность? Это в самом деле мой отец?

– Да. Взгляни на компанию за столом. Там все тебе знакомы.

И верно. Там была девушка, которая мне когда-то очень нравилась и которая нелепо погибла во время катания на водных лыжах; там был мой дядя Бирми, сидевший рядом с отцом, там были другие. Я знал их всех. Кого-то получше, кого-то похуже, но я знал всех – при их жизни. Когда отец произнес мое имя, все они повернулись ко мне и заулыбались, словно встреча со мной была для них самым радостным событием за этот день. Это было приятно, и в то же время у меня мурашки побежали по коже.

– Добро пожаловать в ад, мистер Галлатин, – сказал Светачадо.

Почему я уже это знал? Откуда я знал, что он скажет эти слова и что они меня не удивят?

– Это самое прекрасное место в мире, потому что это ваше любимое место. Здесь все вам знакомо, вы знаете всех этих людей, угощение превосходно…

Его прервал смех утонувшей девушки. Это был самый прелестный, невинный и сексуальный смех, какой я когда-либо слышал. Смеясь, она откинула назад голову, и мой взгляд сфокусировался на ее длинной изящной шее. Как и все остальное здесь, это было почти непереносимо. Да с каких пор вид открытой женской шеи стал доводить меня до экстаза?

– Чувствуете, вас уже пробирает? Вот что особо замечательно в этом месте. Поскольку все здесь ваше, родное и близкое, вы с легкостью погружаетесь в этот мир и не желаете его покидать.

– Это действительно ад? Место, куда попадают грешники?

– Да. Именно об этом толковал вам Мел Шавиц, из-за чего на него зарычал пес. Если бы люди знали, как хорошо в аду, стали бы они прилежно трудиться при жизни? Стали бы они творить добро и помогать друг другу? Нет, большинство просто сложило бы руки в ожидании смерти. Иные пошли бы на самоубийство под любым предлогом, чтобы угодить в ад раньше предначертанного им срока.

– И для каждого человека ад так же хорош?

– Для каждого.

– В таком случае на что похож рай?

– Рай бесконечно лучше этого. Однако попасть туда крайне трудно, мистер Галлатин. Почти невозможно.

– Но человек выигрывает в обоих случаях: ад прекрасен, рай еще лучше.

– Это не должно иметь значения для вас, пока вы живы. В этой жизни у вас есть гораздо более важная цель, чем посмертный комфорт.

– И в чем состоит эта цель жизни?

Люди за столом, похоже, забыли обо мне и вернулись к своим приятым занятиям. Некоторые из них теперь пели. Черный парень играл «Coconut Grove», хит Lovin’ Spoonful. Другие уплетали жирные куриные ножки, стейки и куски яблочного пирога. Больше всего я сейчас хотел быть с ними. Как в детстве на семейных торжествах, мне не терпелось добраться до праздничного стола.