— Я должна посмотреть, куда мы едем, — упрямо сказала она в ответ на попытку отправить ее к малышу. — Ничего, ему осталось потерпеть совсем немного.

Деревенька оказалась совсем маленькой. Примерно дворов десять—двенадцать, но дом у резчика оказался довольно большой.

— Тесть оставил, — сказал он Соне, открывая небольшие ворота, в которые и заехали обе повозки. — Давно бы в город перебрались, да жалко бросать. Один моряк привез из плавания чуму, она и выкосила почти всех жителей. Два года дома стояли пустые, а потом священника привезли, освятили, на всякий случай все углы дымом обкурили, да и заселились. Что ж добру пропадать!

Здесь была чума? Стоит ли заходить им в этот дом?

— Как вы в России говорите? «Береженого Бог бережет»? — шепнула Мари. — Пусть уж его жена покормит Николо прямо в карете. А мы снаружи подождем. Лучше замерзнуть, чем заболеть.

Соня согласилась, о том они и сказали резчику.

— Боитесь? — кивнул он. — Ваше дело. Сейчас я пришлю жену.

Женщина вышла не сразу. Наверное, вначале выслушала наскоро рассказанные приключения мужа и то, как он неожиданно разбогател.

Но когда вышла, и Соня, и Мари просто остолбенели от изумления. Жена резчика оказалась женщиной просто сказочной красоты. Они не успели спросить, сколько у нее детей. Наверное, немало, но в линиях ее фигуры все еще угадывалась стройность, а белокурые волосы выбивались из‑под косынки крупными кольцами. Пухлые чувственные губы, глаза на пол‑лица… Немудрено, что в свое время, встретив свою Мануэлу, резчик потерял голову. И вот согласился даже проживать в поселке, который не так давно посещала чума.

— Не бойтесь, — проговорила женщина певучим голосом. — У меня четверо ребятишек, и все здоровы.

— Мы заплатим тебе, — сказала Мари и вложила в руку женщины несколько реалов, которые тут же исчезли в ее юбках.

— У вас пропало молоко, — попыталась догадаться Мануэла, переводя взгляд с одной женщины на другую: кто из них мать.

— Ребенка нам подкинули, — пояснила Соня, — не бросать же его теперь. Мы едем во Францию, и приходится вот таким способом подкармливать малыша. Козье молоко он есть не хочет.

Мари распахнула дверцу перед временной кормилицей, и та вскоре заворковала над Николо. Малыш, получив желаемое, довольно заурчал.

— Какой же ты голодный, маленький разбойник, какой голодный! — приговаривала женщина.

Мари, услышав, нахмурилась:

— Надеюсь, она не думает, будто мы нарочно морили ребенка голодом?

— Вряд ли, — не согласилась Соня. — Но что бы она ни думала, нам надо торопиться.

С окончанием сиюминутных хлопот Соня будто опять открылась для всех тревог окружающего мира, потому что время вокруг нее будто спрессовалось в одну грозовую тучу, повисшую над их головами.

Мануэла покормила Николо и опять прошла в дом мимо стоявших в ожидании женщин.

— Счастливого пути, — сказала она на ходу.

Из дома опять вышел резчик, который потянул за узду теперь уже принадлежавшую ему лошадь.

— Если хотите напоить своих лошадей, — сказал он, — проедете еще шагов сто и по тропиночке спуститесь к ручью.

— Послушайте, — спросила его Соня, — но когда мы свернули к кладбищу, по правую руку нам вроде виделся собор?

— Вы правы, это большое село в полулье от нашего. В нем даже имеется свой жандарм и собор — если кому‑то из нас понадобится священник, мы едем туда.