Каморка была совсем маленькой. Этакий чуланчик, в котором не имелось даже двери, нельзя было выпрямиться во весь рост.

Скрывалась каморка за доской, которую отодвигали, а потом опять задвигали, прихватывая по бокам не то согнутыми гвоздями, не то какой‑то потайной щеколдой.

— Судовую кассу неси! — услышали они яростный шепот старпома.

Доска опять отодвинулась, и в каморку впихнули какой‑то сундук, который больно ударил пленников по ногам и существенно потеснил их и без того узкое жизненное пространство.

— Сидите тихо, — прошипел им Юбер, — если хотите выжить. И запомните: в отличие от нас Костлявый Хуч пленников не берет.

Слова его прозвучали так зловеще, что Соню пробрал озноб, а Мари придвинулась к ней еще ближе.

Странно, что его действия в отношении пассажиров не поддавались никакому объяснению. Соня попыталась рассуждать: если команда не надеется, что им удастся противостоять какому‑то Хучу, и если он в самом деле не берет пленных, то какая разница, будут ли живы пленники после того, как пират захватит судно? И будет ли цела судовая касса, когда весь экипаж погибнет? Может, решили, что пусть ни пленники, ни деньги Хучу не достанутся?! Не могли же они беспокоиться о них, после того как недвусмысленно объяснили свои намерения.

— Я раньше думала, что пиратов больше не существует, — шепнула Соня своим товарищам, — что они все остались в семнадцатом веке. Мой брат говорил, что еще лет пятьдесят назад британские моряки разгромили огромный пиратский флот в… каком‑то море, не помню названия.

— В Карибском, — подсказал Шастейль.

— Вот я и говорю, откуда этот Хуч взялся?

— Наверное, все же британцы провели свои бои не слишком чисто. Кто‑то из пиратов ушел, кто‑то до срока затаился… Я думаю, до конца извести эту братию так и не удастся…

Он хотел еще что‑то сказать, но в это время корабль сотряс удар, затем второй, третий…

— Палят из пушек, — шепнул Жан.

С каждым таким ударом несчастным пленникам казалось, что вот сейчас судно расколется надвое и пойдет ко дну вместе с ними.

Но тот, который обстреливал судно, кажется, вовсе не хотел до срока пустить его ко дну.

Палуба накренилась, и пленников прижало к доскам, через которые их сюда впихнули.

Наверху над ними затопали десятки ног, а потом заполошный голос — кажется, капитана — заорал что есть мочи:

— Стреляйте, стреляйте! Не давайте им бросать крючья! Рубите канаты!

— На абордаж пошли, — шепнул Жан.

То, о чем он читал когда‑то в книгах, происходило сейчас в такой близости от него, а он не мог этого видеть! Точнее сказать, это было бы последнее, что он смог увидеть…

Но просто сидеть и молчать не было никаких сил, и Жан все время пытался объяснить что‑то для женщин, пока Соня на него ни цыкнула:

— Тише! А то кто‑нибудь нас услышит.

Но, судя по всему, попытка противостоять пиратам провалилась. Корабль повело на левую сторону, послышался треск. «Святая Элизабет» столкнулась с другим судном, и раздался торжествующий рев многих глоток, сквозь который стали рваться стоны, звон скрещиваемых клинков — все, что говорило о нешуточной битве, разыгравшейся там, над головами запертых в носовой части судна пленников.

Порою в наступавшей на мгновение тишине раздавался всплеск, как если бы в воду бросали что‑то тяжелое. Казалось, этому не будет ни конца ни края.

Но постепенно шум стихал, так что в конце концов прямо над головами бывших пассажиров «Святой Элизабет» раздался мощный рык:

— Оставьте его мне, парни!

И опять яростный бой клинков, вскрик, довольное рычание какого‑то мужчины, и на головы сидящих пленников что‑то закапало.