И я кричу. Уши закладывает от свиста, грохота, звона разбитого стекла, от жутких воплей нежити. Я не знаю, что происходит, но мне уже не страшно. Мне надо убить Кощея.

Он налетает на меня, в своём истинном облике, и без того уродливые черты свинячьей морды искажены злобой! Но серебристые нити тянутся из моих пальцев, хлещут его, стегают куда попало, и он визжит, крутится вокруг, не смея подобраться ближе. А я всё кричу, и мой вопль приобретает формы:

— За маму! За папу! За Далу!

Я повторяю эту мантру бесконечно, и бесконечно желаю мучить этого монстра! Я не вижу ничего вокруг, но чувствую всё. Как вампалы рвут зубами кожу на сильных крыльях других упырей. Как волк ударом лапы ломает черепа нежити. Как райская птица бьёт крыльями, рассекая кости. Я в каждом из них, а они во мне!

Силы уходят так быстро, что мне трудно стоять на ногах. Ярость высасывает соки из моего тела, и я чётко сознаю, что осталось мне недолго, что если не сейчас, то никогда. Кощея нужно обезвредить сию минуту! И всё ещё не знаю, как это сделать…

Ногу жжёт через карман джинсов — словно зажигалка взорвалась, так горячо и больно. Машинально я хлопаю рукой по ляжке и чувствую пальцами что-то твёрдое. Вытаскиваю кожаный ошейник с тёмным матовым камнем. Ошейник волхва? А почему бы и нет! Что там говорил человек в сером балахоне? «Сам захлестнётся на шее, не даст обратиться и лишит всякой воли.» Все мёртвые души Нави!

Не целясь, почти не видя, куда, я бросаю полоску кожи в Кощея. Выпускаю мысленную ласточку, пусть клювиком донесёт ошейник до монстра! Ещё чуть-чуть! Ну же…

И правда, захлестнулся! Крепко схватил огромную летучую мышь. Которая тут же, прямо на глазах превратилась в маленького сгорбленного старичка с серой кожей, костлявого и лысого.

И наступила тишина.

Звенящая прозрачностью тишина.

В ней раздались глухой дробный перестук — красноглазые скелеты в один миг распались на кости, усыпав белым паззлом плитку пола. Поверженные упыри корчились по углам. Измазанные кровью оборотни подняли головы, не веря своим глазам. Алконост превратилась в панко-гота и, тяжело дыша, смотрела исподлобья на жалкое подобие Кощея.

А потом раздался хрип. Стук тела об пол. Жанна билась в судорогах, словно у неё случился эпилептический припадок. Закатившиеся глаза, напряжённые в струну ноги, струйка слюны изо рта — я видела каждую деталь, словно стояла совсем рядом. Но не отреагировала. У меня ни на что уже не осталось сил.

Словно в тумане, я сползла на пол рядом с папой, обняла его и положила голову ему на грудь, рядом с торчавшим колом. Мимо меня мелькали человеческие ноги и звериные лапы. Раздалось надрывное хлопанье крыльев — Алконост вылетела через разбитое окно с тяжёлой ношей в когтях. Мне было уже не до них. Остаток сил покинул меня, в глазах родился туман, чернота обняла мягким покрывалом и закачала в кисельной колыбели…

Глава 22. Медные трубы старые сказки

Я брела по колено в тумане, по густому еловому лесу. Час, два, три? Сутки? Год?

Лес всё никак не хотел заканчиваться, время словно скукожилось, завернулось в кокон и замерло. Мне было холодно, мокро и одиноко. Но не страшно. В тумане больше не было нежити. Всю нежить я убила.

И папу я убила.

И, наверное, Жанну тоже.

Не перейти ли мне на тёмную сторону? Говорят, там дают печеньки… Убивать я уже умею. И даже не своими руками.

А ведь этот лес мне знаком… Я уже была здесь когда-то. Не так давно. Вместе с Далой. Ещё немного — и я выйду на бескрайний луг с переливающимися no траве искрами-проводницами. А там и до Навьих ворот рукой подать.