— Совсем запустили ДММ… Бурса могла бы и позаботиться о ремонте.

Я только вздохнула. Такие общаги для меня новостью не были. В последней тоже всё разваливалось. Но мы хоть убирали немного, полы мыли…

В комнате стояло три кровати. Две у левой стены и одна у правой. Две пустые и одна застеленная кокетливой постелью с розовыми рюшечками и в цветочек. Куча подушечек, плюшевых мишек и единорожков, какие-то мисочки, флакончики и коробочки на прикроватном столике, всё окружающее пространство забито шмотками в том же розово-карамельном цвете. Девушка, обитающая здесь, явно помешана на Барби. Странно, что кукол нигде не видно.

Соседка, кстати, тоже отсутствовала. Я пощупала матрас на кровати у окна и поискала глазами постель. Ничего похожего в комнате не наблюдалось. Агей шлёпнул чемоданчик на вторую кровать и щёлкнул замочком:

— Глянь, что Агаша тебе приготовила.

В крохотном, смешном с виду баульчике обнаружилось огромное множество самых разных вещей. В том числе и две смены постели — простой, домотканой, но удивительно нежной на ощупь. Я аккуратно и быстро застлала кровати, заняв обе, как и сказала Велеслава. Даже если близняшка не спит, у неё должно быть своё пространство, чтобы она не села мне на голову окончательно.

Нашлись и нормальные вещи, в том числе джинсы и майка, за которые я схватилась с жадностью потребительницы. Выразительно глянула на Агея. Тот смущённо кашлянул, сообразив, и двинулся к двери:

— Я вас подожду снаружи. И это… Скоро суд, нам надо поторопиться!

Дала плюхнулась на кровать и заметила:

— А что, он ничего!

— Ничего особенного! — ответила я. Пыхтя, стащила жуткое платье, напялила джинсы с майкой. Подумав, продела в шлейки штанов симпатичный вышитый пояс, а ободок на волосах решила оставить — на всякий случай, да он мне и не мешал особо. Вместе с сапожками получилось довольно мило, как показало мне украшенное стразами зеркало на розовой половине комнаты. Дала же осталась в платье, может, по привычке, а может, и из вредности. Чего-чего, а этого ей было не занимать!

Мне ужасно не хватало сумки и моего телефона, но здесь никто не носил с собой ничего похожего. Во всяком случае, на улице я не заметила аксессуаров, кроме затянутых шнурками мешочков на поясе у некоторых мужчин. Придётся обходиться без.

Дала критически оглядела меня и поднялась в воздух:

— Ну, пошли, что ли? А то возлюбленный сбежит!

— Отстань! — разозлилась я. — Между нами ничего нет! И не будет!

— Ага, ага, — покладисто кивнула она. — Как скажешь, дорогая!

Мы вышли в коридор. Агей подпирал стенку, ковыряя носком сапога серый от пыли половик. Оглядел меня с ног до головы, и в его глазах появилось знакомое выражение. Переводилось оно примерно как: «А она вполне даже ничего!» Но мне было не до флирта. Со всеми событиями прошедших дней хотелось мира и покоя, а не мужского внимания. Их внимания мне хватило до скончания дней!

Я демонстративно отвернулась, направляясь к выходу. Ещё в клубе он мне не понравился, этот Агей, а первое впечатление обычно самое правильное. И если он хочет успеть на свой суд, лучше поторопиться, а не зевать по сторонам.

Мы вернулись на площадь. В центре уже стояла на возвышении гораздо большая клетка, чем раньше, и волчица Яна всё так же лежала, угрюмо ожидая казни. Со стороны бурсы появились кресла, очевидно, для судей, а толпу деликатно направляли окружить место экзекуции с остальных трёх сторон. В креслах сидели трое.

Белобородого седого старика я точно где-то видела, хотя и не могла вспомнить, где именно. Его загорелое лицо, испещрённое глубокими морщинами и обрамлённое белыми прядями, свободно падающими из-под обода, было хмурым и опечаленным.