Маршал Конев невольно обратил внимание, что теперь рядом с портретами Маркса, Энгельса и Ленина висели портреты Суворова и Кутузова. Генералиссимус выглядел молодцевато, а вот фельдмаршал Кутузов отчего-то получился усталым.

Стол Сталина, стоявший в глубине кабинета, был завален всевозможными документами, из-за которых проглядывала белая ручка аппарата закрытой системы телефонной связи. Сейчас хозяину кабинета до разложенных на его столе бумаг не было никакого дела, — внимание присутствующих занимала военная карта, разложенная на зеленом сукне. На самом углу стоял граненый стакан, откуда торчало с десяток острозаточенных карандашей, половина из которых были синими. Иосиф Виссарионович предпочитал их всем другим — любил делать пометки именно этим цветом. Маршал помнил все записи и все замечания, написанные размашистым, но разборчивым почерком. Как правило, они отличались лаконичностью, указывая на самую суть.

Вот беда, Иван Степанович никак не мог оторвать взгляда от карандашей, хотя понимал, что Хозяин предпочитает, чтобы во время разговора ему смотрели прямо в глаза. Не без внутреннего усилия маршал Конев перевел взгляд на Верховного и, перешагнув порог кабинета, бодро произнес:

— Разрешите, товарищ Сталин.

— Проходите, товарищ Конев, — кивнул Сталин и, указав на свободный стул, предложил: — Садитесь.

Когда маршал Конев сел, Иосиф Виссарионович заговорил вновь:

— Давайте перейдем сразу к делу… Как вы считаете, товарищ Конев, почему вам не удалось успешно развить наступление?

— Немцы сумели создать очень мощную эшелонированную оборонительную линию. В настоящее время работы тоже не прекращаются, немцы по ночам спешно возводят дополнительные инженерные укрепления, а в Яссы подтянули танки.

— Генерал пехоты Отто Велер, как никто другой, знает военное дело. Сколько именно подошло танков?

— Мне известно о шестидесяти танках. Двадцать танков «Пантера» и сорок танков «Тигр».

— Нам сообщили, что генерал-лейтенант Максимилиан фон Эдельсхайн дал на усиление генералу Велеру еще двадцать танков «Пантера», — дополнил ответ Иосиф Виссарионович.

Со Сталиным трудно было спорить: даже не в силу гигантской разницы между командующим фронтом и Верховным главнокомандующим, а потому, что он всегда получал информацию из различных, но самых проверенных источников. Всегда прекрасно представлял материал, о котором говорил докладчик. Никогда не терпел суеты, бывал точен в деталях. Поговаривали, что у Иосифа Виссарионовича имеется и собственная разведка, получавшая сведения куда более точные, чем донесения, исходившие от военных агентов.

Разумнее было бы согласиться.

— Возможно, так оно и есть, товарищ Сталин, я располагаю иными данными, — сдержанно ответил маршал Конев и добавил: — Но я еще уточню.

— Обязательно уточните. Оперативная обстановка на фронте меняется каждый час, и мы должны быть в курсе всего.

Маршалу Коневу показалось, что в этот раз грузинский акцент у Сталина прозвучал особенно явственно. Верховный главнокомандующий подошел к своему столу, раскрыл пачку «Герцеговина флор» и неторопливо стал набивать трубку табаком. В комнате установилось напряженное молчание. Иосиф Виссарионович не торопился продолжать разговор, казалось, он наслаждается тишиной, позабыв о присутствующих. Наконец Сталин запалил табак, рассеяв по комнате душистый ароматный запах, и подошел к столу, остановившись напротив маршала Конева.

— За последнее время вы себя успешно проявили, товарищ Конев. Ставка считает, что Уманско-Ботошанская операция — одна из самых успешных за последние месяцы, причем на всех фронтах.