— А дамы? — поинтересовался Джакомо. — Пьетро, как там, на воле, поживают дамы?

— Скучают по тебе, Джакомо! — пошутил Виравольта.

— Передавай им от меня привет. Скажи-ка… Ты видел Сантамарию?

Пьетро замялся, изучая носки своих пыльных сапог.

— Дело в том, что… э-э… Да, точнее, нет. Я…

— Пьетро! — недовольно воскликнул Джакомо. — Сделай одолжение: найди ее и увези из этого города навсегда!

Пьетро улыбнулся.

«Я подумаю об этом, Джакомо.

Да, подумаю».

— Ну а ты? Продержишься?

— Продержусь! — Голос Казановы звучал уверенно.

Вербовка агентов продолжалась. Ни одна самая мельчайшая подробность их жизни не ускользнула от внимания Пьетро и Виндикати. Коль уж Тень собирает свои легионы, то самое время предпринять контратаку. Каждый из шпионов гарантировал своей жизнью, своим имуществом и семьей верность присяге, которую снова давал перед Виндикати.

Совет десяти полным составом принимал участие в этом процессе.

Государственная измена, в чем бы она ни заключалась, влечет за собой мгновенную казнь одного или нескольких. В отсутствие известного виновника Совет десяти будет бить наугад, и смерть обрушится молниеносно, произвольно разя припертых к стенке противников. За три дня была сформирована и развернута по всей Венеции еще одна тайная армия. Патриции, горожане, ремесленники, актеры, девицы легкого поведения — все были задействованы. И рассредоточились от площади Сан-Марко до Риальто, от прокураций до Мерчерии, от Канареджо до Санта-Кроче, от Джудекки до Бурано. И перед всеми была поставлена задача получить информацию, используя все доступные средства. Особое право Совета десяти включилось на всю мощь и без всякой жалости. Исключительные обстоятельства требуют исключительных мер. Дож находился под круглосуточной охраной десяти вооруженных телохранителей, количество которых в случае необходимости возрастало до пятидесяти. Изначальную панику сменила жесткая организованность. У Тени были престолы, власти и архангелы, а у республики имелись свои небесные армии, свои легионы: Рафаил, Михаил, Гавриил, Зидекиил и прочие. На вилле Мора провели тотальный обыск и ничего не нашли, естественно. Ни алтаря, ни книги на пюпитре, ни картин на стенах. И уж конечно, никаких людей.

Скрытую в развалинах лестницу, ведущую в зал, замуровали.

На третий день, вечером, Пьетро, совершенно вымотавшийся, стоял вместе с Ландретто на мосту Риальто. Все эти дни жизнь в Венеции текла своим чередом, будто ничего и не происходило. Риальто. Пьетро со слугой добрались сюда по улочкам, выложенным истрийским камнем, недавно выщербленным, чтобы по нему не скользили. Девяностофутовый выгнутый аркой мост, приютивший на себе восемьдесят магазинчиков и домов со свинцовыми крышами, пересекал Гранд-канал, возвышаясь над вечной круговертью гондол и прочих судов и лодок. В Венецию после хмурых, вернее, грозовых дней снова вернулось солнце. На базаре вовсю шла торговля. С барок непрерывно сгружали овощи, мясо, фрукты, рыбу, цветы. Тут можно было найти все что угодно. Торговцы пряностями во всю глотку нахваливали свой товар, ювелиры примеряли дамам украшения. Продавцы вина, масла, кожи, одежды, снастей и корзин, служащие, удравшие из соседних контор, судьи, нотариусы и страховщики — кого тут только не было. И с трех выходивших к белоснежному мосту улиц лился непрерывный поток зевак, офицеров и лавочников. Венеция жила! И гондольеры пели по-прежнему «Да здравствует Венеция, что направляет нас на путь мира и любви…»

— Ох, мой милый Ландретто, — проговорил Пьетро, устало массируя виски. — Я начинаю задаваться вопросом, не соскучился ли по тюрьме.

— Не болтайте ерунды.