Все же я отвинтила соединительную гайку и достала прокладку — толстый кружок из какого-то пористого материала, напоминающего картон. Я поставила ее на место, навинтила гайку как она была, открыла газ и зажгла огонь нагревателя, который перед этим погасила.

Когда я укладывала ключ обратно в сумку для инструмента, в верху тропинки, ведущей на пляж, показалась Мики.

План Жанны прояснился для меня лишь наполовину. Ежедневно размачивать прокладку — это, понятное дело, значило постепенно, почти естественным путем, приводить ее в негодность. Когда она, размякнув, развалится, это можно будет приписать действию горячего пара от наших ежедневных ванн. Я решила отныне почаще принимать душ, чтобы на стенах и потолке осталось побольше потеков. Но куда это нас приведет? Раз Жанна хочет, чтобы я вывела из строя газовую трубу, это значит, что она планирует вызвать пожар. Когда из поврежденного стыка просочится достаточно газа, то благодаря постоянно горящему фитилю колонки произойдет взрыв — но ведь газа не вытечет достаточно, его будет удерживать хомут сам по себе.

Но даже если план Жанны задуман лучше, чем мне представляется, даже если пожар возможен — что он может нам дать? Когда не станет Мики, тем самым и я буду выброшена из той жизни, какую веду сейчас, и возвращена в исходную точку. Неделю кряду я делала то, что велела мне Жанна, не осмеливаясь додумать все до конца. Я размачивала прокладку в воде, помаленьку разминала ее пальцами и чувствовала, как одновременно с нею разрушается и моя решимость.

— Я не могу понять, чего вы хотите этим достичь, — сказала я по телефону Жанне. — Послушайте-ка: или вы приезжайте к нам сейчас же, или я все бросаю.

— Ты делаешь то, что я сказала?

— Да, но я хочу знать продолжение. Я не вижу, какая вам от этого выгода, а главное — отчетливо осознаю, что мне-то — никакой.

— Не говори глупостей. Как поживает Мики?

— Хорошо. Купается, мы играем с ней в шары в бассейне — мы его так и не сумели наполнить, не знаем, как это делается. Гуляем.

— Парни?

— Ни одного. Я держу ее за руку, пока она засыпает. Она говорит, что, как бы то ни было, с любовью для нее покончено. Когда немного выпьет, говорит о вас.

— Ты можешь говорить, как Мики?

Я не поняла вопроса.

— Вот он, твой интерес продолжать это дело, моя дорогая. Поняла? Нет? Ну ничего. Так давай же, говори, как Мики, подражай ей — чтобы я немного послушала.

— Думаешь, это жизнь? Во-первых, Жанна чокнутая. Знаешь, под каким она знаком зодиака родилась? Телец. Не верь Тельцу, цыпленочек, они все шкуры. Все из головы, ничего от сердца. А ты родилась под каким знаком? А, Рак, это неплохо. У тебя и глаза рачьи. Однажды я знавала кое-кого, у него были вот такие глаза, смотри, такие вот здоровенные. Знаешь, это было забавно. А Жанну мне жалко, бедная она девка. В ней на десяток сантиметров больше, чем следовало бы. Знаешь, что у нее в голове?

— Хватит, — сказала Жанна. — Я не хочу этого знать.

— И все же это интересно, но по телефону это и впрямь не скажешь. Ну как, похоже?

— Нет. Ты повторяешь за ней, ты не от себя говоришь. А если бы тебе пришлось говорить от себя? Поразмысли об этом. Я приеду к вам через неделю, как только она об этом заикнется.

— Вам не мешало бы прихватить с собой убедительные аргументы. Ну а пока, раз вы сказали «поразмысли», буду размышлять.

Вечером, в автомобиле, когда мы ехали в Бандоль, где Мики решила поужинать, она сказала мне, что повстречала днем прелюбопытного парня. Прелюбопытного парня с прелюбопытными идеями. Потом она посмотрела мне в глаза и добавила, что ей, похоже, здесь в конце концов понравится.

В свои финансовые затруднения она меня не посвящала.