Без десяти двенадцать она припарковала машину на узенькой улочке за углом табачной лавки Лека, вошла во двор, обнесенный полотнищами афиш, и, сидя на откидном сиденье, просмотрела концовку какой-то приключенческой ленты, так и не сумев обнаружить среди зрителей сегодняшнего прохвоста.

Он поджидал ее у выхода, облокотившись на стойку бара табачной лавки и уставившись в телевизор; на плечи у него был накинут темно-синий пуловер с завязанными на шее рукавами.

— Пошли сядем, — предложил он, забирая свой бокал.

На безлюдной веранде, за стеклами, поминутно омываемыми светом автомобильных фар, Мики достала из кармана куртки две купюры по десять тысяч франков и одну в пять.

— Остальное получите, если сообщите мне что то и впрямь интересное.

— Я хороший парень. Привык доверять людям. И потом, я знаю, что в настоящее время вы ждете перевод.

Взяв купюры, он тщательно сложил их и спрятал в карман. Потом сказал, что несколько дней тому назад доставил телеграмму из Флоренции. Мальчишка-рассыльный уже ушел, и он сам взялся отнести ее.

— Кафе «У Дезирады» в Ла-Сьота.

— А какое это имеет отношение ко мне? — спросила Мики.

— Она была адресована вам.

— Я не получаю корреспонденцию в кафе.

— Зато ваша подруга получает. Это она забрала телеграмму. Я это знаю, потому что спустя некоторое время она пришла на почту. Признаться, в тот момент я о ней уже не думал. Интерес к ней у меня снова возник оттого, что она заказала Флоренцию. Телефонистка, принимавшая ее заказ, — моя подружка. Я прослушал разговор. И понял, что телеграмма предназначалась ей.

— Кто послал ее из Флоренции?

— Не знаю. Телеграмма была без подписи. По телефону голос женский. И его обладательница прекрасно знает, чего она хочет. Если я правильно понял, это к ней вы обращаетесь, когда вам нужны деньги. Теперь вам ясно, о ком идет речь?

Мики, слегка побледневшая, согласно кивнула.

— О чем говорилось в телеграмме?

— Вот тут у нас возникают трудности, — скривившись, ответил парень. — Мне представляется, что вас собираются обставить — в деньгах или в чем-то подобном, — но на случай если дело серьезнее, я хотел бы подстраховаться. Представьте себе, что я промахнусь, и вам придется призвать на помощь фараонов. Что тогда будет со мной? Упрячут в тюрягу. Я не хотел бы, чтобы вы вообразили, будто услуга, которую я оказываю, имеет что-то общее с шантажом.

— В полицию я не пойду, можете быть уверены.

— Я тоже так думаю. Это наделало бы шуму. И все-таки. Единственное, чего я хочу, — как-то прикрыться.

— Как бы там ни было, обещаю, что о вас я ничего не скажу. Вы этого хотите?

— Пустое, — сказал парень. — В ваших делишках я ничего не смыслю, и мне на них начхать. Как и на ваши обещания. Меня может прикрыть только одно: расписка в получении телеграммы. Вы расписываетесь в книге, и мне этого достаточно.

Он объяснил, что существует реестр выдачи телеграмм. Но обычно разносчик не требует от получателя подписи. Сам проставляет дату и крестики в графах.

— Вы распишетесь над крестиком у вашей телеграммы, как если бы вы сами получили ее в кафе «У Дезирады», так что я, если вы вдруг вздумаете впутать меня в это дело, всегда смогу отбрыкнуться.

Мики ответила, что он преувеличивает и что в любом случае эта история ей уже порядком прискучила. Пусть будет доволен, что заработал двадцать пять тысяч пустым трепом. Ей хочется спать. Вот деньги за выпитое.

Она поднялась и покинула веранду. Он догнал ее уже у «МГ», стоявшей на улочке с потушенными огнями. Сказал «держите», отдал ей купюры, склонился к ней, мимоходом чмокнул в губы, открыл машину, взял с сиденья неведомо как оказавшуюся там толстую черную тетрадь, одним духом выпалил: «Кларисса прокладка тчк Обнимаю», — и был таков.