Вновь она повстречала его на шоссе при выезде из Лека — он спокойно дожидался на обочине, чтобы кто-нибудь соблаговолил его подвезти. Мики, хоть и сочла его изрядным хитрованом, все же чуть дальше затормозила и дождалась, пока он сядет в машину. У него вновь были расправленные плечи, вкрадчивые движения и взгляд исподлобья, как у шпаны, но он не мог скрыть своего довольства.

Мики спросила:

— У вас есть и чем написать?

Он протянул ей карандаш, открыл черный реестр.

— Где я должна расписаться? — спросила она.

— Вот здесь.

Он внимательно рассмотрел ее подпись в свете приборного щитка, склонясь к ней так близко, что она уловила запах его волос, и спросила, чем он душится.

— Мужским одеколоном. Эту марку продают только в Алжире. Я там служил.

— Пахнет довольно мерзко. Отодвиньтесь и повторите мне текст той телеграммы.

Он повторил: «Кларисса прокладка тчк Обнимаю». Потом трижды пересказал то, что помнил из первого телефонного разговора. Второй же он прослушал сегодня, после чего сразу решил прийти к ней на пляж поговорить. Окрестности виллы он изучал уже неделю — с пяти часов пополудни до ужина.

Мики молчала. В конце концов умолк и он. Мики, нахмурив брови, некоторое время размышляла, потом включила первую передачу и тронулась с места. Она довезла его до Ла-Сьота, где кое-какие кафе были еще освещены, и посреди лодок в бухте дремал большой корабль. Перед тем как выйти, он спросил:

— Вас обеспокоило то, что я рассказал?

— Еще не знаю.

— Хотите, я разузнаю, что тут затевается?

— Уходите и забудьте об этом.

Он сказал: «О’кей». Вылез из машины, но, перед тем как захлопнуть дверцу, протянул руку:

— Готов забыть, но только не все.

Мики дала ему двадцать пять тысяч.

В два часа ночи, когда она поднялась на второй этаж, Доменика уже спала. Через дверь коридора Мики вошла в первую ванную комнату. Имя «Кларисса» что-то смутно напоминало ей — что-то связанное с ванной комнатой. Она включила свет, увидела марку газовой колонки. Взглядом пробежала по газовой трубе под потолком.

— Что-нибудь не так? — спросила Доменика из соседней комнаты, заворочавшись в кровати.

— Нужна твоя зубная паста.

Мики погасила свет, вышла в коридор и направилась к себе в спальню.

Назавтра Мики незадолго до полудня объявила Иветте, что едет с До обедать в Кассис, извинилась за то, что забыла предупредить ее об этом, и поручила ей сделать во второй половине дня кое-какие покупки.

Остановив «МГ» у почтового отделения в Ла-Сьота, она сказала До:

— Пошли, я уже несколько дней собираюсь кое-что отправить. Да все из головы вылетает.

Они вошли на почту. Мики искоса посматривала на лицо подруги: До явно была не в своей тарелке. Да тут еще, как на грех, служащая за окошком любезно осведомилась у нее:

— Вам, наверное, Флоренцию?

Мики, сделав вид, будто ничего не слышала, взяла на стойке бланк телеграммы и составила текст послания Жанне Мюрно. Она долго размышляла, перед тем как заснуть, и выверила каждое слово:

«Прости, несчастна, денег, целую тебя тысячу раз повсюду, лоб, глаза, нос, губы, обе руки, обе ноги, будь великодушна, я рыдаю. Твоя Ми».

Если Жанна сочтет эти слова странными и встревожится, то прекратит приводить план в исполнение. Она получит шанс.

Мики показала текст телеграммы До, и та не нашла его ни таким уж забавным, ни таким уж странным.

— А по мне так телеграмма прикольная, — заметила Мики. — Самое то, что нужно. Отправь ее, ладно? Жду тебя в машине.

За одним из окошек штемпелевал листки давешний парень, все в той же белой рубашке.