Булыжник, который представить себе не мог, как можно отказаться от халявного виски, тяжело вздохнул:

    – Умный, мля.

    – Как налоговый инспектор, на хрен, – подтвердил Шкура.

    – Как же его травануть, если он вперед требует пить?

    – Вот и мы головы ломаем.

    Избавиться от великого фюрера Красные Шапки мечтали искренне, от всей души, и попытки предпринимали едва ли не каждый месяц. И не потому они желали сковырнуть Кувалду, что одноглазый им не нравился, – все прекрасно понимали, что следующий вожак будет вешать оппонентов с такой же интенсивностью, – просто страсть к междоусобицам навсегда запечатлелась в дикарских генах, и долгое время не меняющийся фюрер насиловал инстинкты верноподданных.

    – Ничо, – процедил Булыжник. – Адназначна доберемся.

    И резко повернулся к распахнувшейся двери.

    – Слава великому фюреру! – рявкнул Копыто. – Сми-и-ирна!

    Уйбуи замерли.

    – По местам, – буркнул Кувалда, неуверенным шагом приближаясь к креслу. – Сейчас советоваться станем, шантрапа…

    – Что-та он бледный, – прошептал Шкура.

    – Злой, наверное, – так же тихо отозвался Булыжник. – Вишь, как голову ему разнесло? Все от ума адназначна.

    В действительности великий фюрер не любил рисковать, а потому на каждое заседание Совета надевал под бандану металлический колпак. На всякий случай, так сказать. В результате его голова приобретала дополнительный объем, что давало уйбуям повод шептаться о несообразном для Красных Шапок уме одноглазого.

    Тем временем Кувалда утвердился на фюрерском седалище, рыгнул, с очевидной бесцельностью перебирая разбросанные на столе бумажки, и осведомился:

    – Ифиоты уже опрефелились?

    Шепелявость, свойственная всем Красным Шапкам, сильнее всего проявлялась у Шибзичей, а уж Кувалда был в ней настоящим чемпионом.

    – Я спрашиваю: кто хочет стать ифиотом?

    Уйбуи благоразумно помалкивали. Низкий великофюрерский лоб покрылся испариной, и теперь уже все присутствующие на совещании дикари обратили внимание на неестественную бледность предводителя.

    – Я не понял, прифурки. Мы собрались решать важные вопросы, у нас зима на носу, отопительный сезон и уборка снега, а никто не хочет выступать, фа? Никто не хочет быть ифиотом?

    Бледность неожиданно сменилась густой краснотой. Разозленный Кувалда побагровел, вскочил на ноги, намереваясь приступить к традиционному для заседаний Совета истерическому выступлению, но неожиданно замер, пару секунд постоял, яростно вращая глазами и хватая ртом воздух, а затем рухнул обратно в кресло. В следующую секунду голова великого фюрера с металлическим стуком врезалась в стол.

    Уйбуи сопроводили произошедшее почтительным молчанием.

    Они давно привыкли к эксцентрическим выходкам главаря и теперь гадали, что на этот раз задумал одноглазый.

    Однако секунды тикали, Кувалда не поднимался, и дикари начали ерзать на табуретах.

    – Эй, твое превосходительство!

    – Высокопревосходительство, – машинально поправил Шкуру насторожившийся Копыто.

    – Какой он высоко, если валяется? – резонно заметил Гильза.