– Лазутчика взяли!

– В Цитадель повели!

– Повесят… повесят…

Тебя – повесят?..

– Андри!..

Наши глаза все-таки встретились!

– Господи, какая это была дурость непростительная, бить меня некому! Дернул черт прогуляться вдоль куртины среди бела дня и мало того, что прикидывать длину фасов и фланков бастиона, разрез рва – еще и записывать, прислонясь за углом, чего не надеялся упомнить. Ригу укрепили по новой французской системе – бастионный фронт никак не больше четырехсот футов, широкий ров, а при нем уширения – удобнее для фланкеров не придумаешь. Жаль, до равелинов мне было не добраться. А как хотелось! С грифелем в руке меня и взяли.

Ах, жаль, не при шпаге я был! Я бы им уже показал, каков русский офицер в шпажном бою! При мне в тот день вообще никакого оружия не было.

А почему я такого дурака свалял? Еще вчера в кабачке Зауэра я подсел поближе к кирасирам и к офицерским денщикам, которые регулярно поставляли мне гарнизонные новости. Они уже знали меня в лицо, да и я знал их по именам – Аксель, Свен, Эрих. В этот кабачок я заходил с гильхеновской челядью. Сам мастер Карл Гильхен ходил в другой кабак, где только мастера и собирались. А тут мы всей честной компанией пили из глиняных и деревянных кружек за что придется. Я сам не раз пил за здоровье короля Карла. Пил и думал – пусть уж там, в Турции, где сыскал-таки убежище, лечит свою ногу, нашими караульными казаками у Полтавы простреленную! Закусывал, как и все, лишь серым горохом, запускал пятерню в общую миску. Даже карточным играм шведским там обучился – чилле, вире и кнаку.

Я и шел вчера с тем расчетом, что шведы по привычке начнут обсуждать свои казарменные дела. Вот уж кому было не позавидовать! С выплатой жалованья было у них туговато, с продовольствием тоже, потому что в Стокгольме считали так – гарнизон этим должен сам себя обеспечивать. Они и пытались – то на строительные работы нанимались, то еще где подрабатывали.

Уже вторую неделю я не мог разобраться, все ли рекруты из Лифляндии прибыли в Ригу, или ожидаются еще новые. Но мои шведы, как видно, не о делах собирались беседовать, а праздновать какое-то событие.

– За милых сердцу дам мы пили, – сказал Свен, вставая, и его огромная фигура в полумраке, под низкими сводами погребка, да еще словно расплываясь в клубах табачного дыма, напомнила мне Юпитера на гравюре. – И за его величество шведского льва кружки поднимали. Господа кирасиры, и вы, рижские горожане! Сегодня в замке получена депеша о новой победе шведского оружия.

Я насторожился – что еще за чудеса?

– Предлагаю всем встать и выпить немедленно за победу нашей армии под этой, как ее там, Полтавой! – возгласил Свен. – А если кто хоть каплю на дне оставит, я его саму кружку слопать заставлю, сто чертей ему в брюхо!

Грешно было не выпить, выслушав столь красноречивый тост. Будучи в немалом изумлении, осушил я свою кружку за победу в преславной полтавской баталии. До сих пор не могу в толк взять, почему с таким опозданием пришла в Ригу эта ни с чем не сообразная депеша? Уж коли врать – так сразу, без проволочки. Я уж с месяц удивлялся, почему в городе ни слуху о Полтаве. Дождался отрадной вести!

– За Фортуну нашего короля и его армии – виват! – шумели шведы.

А ведь я мог бы им кое-что рассказать о фортуне шведского короля. Жаль, не попросили… Еще в конце апреля их хваленый лев обложил Полтаву, а взять так и не смог. Протянул до мая, а в мае мы подошли и, не замешкав, стали готовиться к решительной баталии. Опасались нежданного нападения неприятеля и потому взялись за лопаты, окружили лагерь земляным валом.

Увы, господа кирасиры, ваш лев поторопился – лазутчики впопыхах донесли ему о приближении нашей калмыцкой кавалерии, которой мы и сами так рано не ожидали.