От волнения Фидо стало трудно дышать.

— О, Хелен! Не хочешь ли ты сказать, что Андерсон нарочно взял отпуск, чтобы последовать за тобой в Лондон, а Гарри думает, что он все еще на Мальте?

— Я сама ничего не знала, пока его письмо не оказалось на моем подносе для писем, — пробормотала Хелен, не отводя взгляда от улицы.

— Но…

— Не сердись, — мягко сказала Хелен. — Я собираюсь уладить все это. Но теперь ты понимаешь, что я не могу пригласить его к себе, а начать такой разговор на улице или в кебе тоже нельзя: вдруг он устроит мне сцену?

— Но он джентльмен… — нахмурилась Фидо.

— Да, но при этом находится в отчаянном состоянии. — Хелен обернулась и, понизив голос, с ужасом прошептала: — Последние несколько недель он говорил такие вещи… Вообрази, он угрожал, что покончит с собой.

Фидо крепко сжала губы. «Это вульгарно, боже мой, как это вульгарно!»

— Что ж, пусть ваша встреча состоится здесь. «Уж если делать, то скорее», — цитирует она. — И когда мне ожидать полковника?

Хелен взглянула на свои часики:

— Он должен быть с минуты на минуту.

Фидо вздрогнула.

— Я указала в записке четыре часа.

— Я не хочу присутствовать при этой сцене!

— Но, дорогая, я этого и не прошу! — Хелен подошла и взяла ее руку в свои удивительно холодные ладони. — Придумай какой-нибудь предлог и оставь нас одних на полчаса.

— Но…

Внизу тренькнул дверной звонок. Спустя минуту послышались тяжелые шаги Джонсон.

— Ты просто какой-то ураган, — проворчала Фидо. — Без тебя мне жилось гораздо спокойнее.

В глазах Хелен блеснули слезы.

— Не будь со мной так жестока, я не вынесу этого. Мне понадобится вся моя смелость для этого разговора.

— В таком случае помоги тебе Бог! — Фидо крепко обняла ее и поцеловала в блестящие волосы.

— Ты не встретишь беднягу у лестницы? — спросила Хелен. — Он с таким уважением относится к тебе!

«Что за чушь», — подумала Фидо, он и видел-то ее всего два раза. Но при всей своей щепетильности она сочувствует Андерсону, жалея из-за безнадежной любви; жалеет за по-собачьи преданный вид, когда он быстро поднимается по лестнице, не подозревая об ожидающем его ударе. Любовь к Хелен, вероятно, величайшая драма его жизни, отныне несчастного неудачника ждет лишь монотонная и будничная жизнь в полку. Ему следовало скрывать свои чувства, решила Фидо, и изливать их в плохих стихах, после чего прятать в столе под замком. Но подобного рыцарства давно уже нет в нашей жизни. И как можно винить его в том, что он признался в своей любви, когда Хелен — чувствуя себя одинокой, к тому же она так тщеславна — определенно охотно согласилась его выслушать? (В уме Фидо, направляющейся к лестнице, всплыла любимая мамина поговорка «Джентльмен остается джентльменом до тех пор, пока леди не забывает о том, что она леди».)

Поэтому она весьма любезно поздоровалась с полковником и заварила ему кофе, так как он не пьет чай; она даже предложила ему добавить в кофе немного бренди, чтобы успокоить нервы. Она поговорила о чудесной прохладной погоде, высоко отозвалась о речи мистера Гладстона по поводу тайного голосования.