Трое так называемых послов под руководством Пенжинского верхом на лошадях, с карабинами за спиной шли одним рядом. Слева от князя — Петр Кострулев, справа — Родион Чалый с копьем в руках. За ровно шагающей тройкой шел Улдис и вел под уздцы двух лошадей, впряженных в телегу с невероятно огромными самолетными колесами. На телеге стояла клетка из мощных дубовых веток, а в клетке ревел бурый медведь, в пасти которого могла поместиться человеческая голова.

В лагере остались только Рина и Надине, остальные пошли с делегацией, но остались в лесу на случай, если «послов» посмеют преследовать. Дейкин и Шабанов прихватили с собой пулемет, но на серьезный бой никто не рассчитывал. Вступать в поединок с противником, превосходящим в численности во сто крат, — было бы подобно тому, как остановить нашествие саранчи, загородив поля с посевами грудью. И все же план Кистеня приняли и считали его правильным. Альтернативы не нашлось.

— Я похож на старика, которого старуха послала к синему морю с очередной просьбой к Золотой рыбке, — покачиваясь в седле, сказал князь, — но не знаю, как рыбка среагирует на мое появление. То ли исполнит мое желание, то ли оставит у разбитого корыта.

Все промолчали. Напряжение нарастало. Они выдвинулись к площади. Дикий рев медведя заставил обитателей Белого города забыть о молитве и разбежаться. На постаменте возле золотого идола остались шейх и его ближайшее окружение.

Толпа освободила площадь и создала круг.

— Черт! Мы, как на арене цирка! — пробормотал Кострулев. — Я чувствую себя клоуном.

— А я укротителем, — сказал Трюкач.

— Тебе, Родя, зверя нужно укрощать, а князю шейха езидского! У тебя копье, а у Афанасия Антоныча только язык.

— Мы уповаем на разум и дальновидность шейха, — как всегда, подвел итог князь. — Я не считаю его нашим врагом. У нас разные взгляды на мир, но это не мешает взаимопониманию и уважению чужого мнения. Восточные правители славятся своей мудростью.

Делегация подъехала к высокому пьедесталу, на котором стояли властелины города. Всадники спешились, князь поклонился.

— Чем на этот раз вы хотите меня удивить, Баба-шейх Афон? — хмуро спросил Таксин-бек.

— Мы не ставили перед собой задачи вас удивлять. Мы хотим лишь продемонстрировать новый товар, который может заинтересовать ваше величество.

— Этих коней? Они из моего табуна. На крупе каждого стоит клеймо.

— Только не сочтите нас конокрадами, о достойнейший среди достойных. Кто-то из ваших сатрапов решил без вашего, надеюсь, на то ведома послать вооруженных разведчиков в наш лагерь. Разведчиков мы отпустили, а коней оставили у себя. И не потому, что нам нужны лошади, мы их пожалели.

Князь достал из холщовой сумки две подковы и, подойдя к постаменту, положил их, после чего вернулся на место. Один из стоящих рядом с шейхом поднял подковы и протянул их повелителю.

— Золото не пригодно в качестве лошадиной обуви, — сказал князь. — Оно слишком мягкое и тяжелое. Мы сделали новые подковы, им сноса не будет, учитывая мягкость почвы. Они тверже золотых во много раз и вдвое легче. Их ковали по русской технологии, с шипами, что не позволит лошадям скользить на льду. Здесь не Дамаск, а Сибирь. Мы учли условия и привели ваших лошадей с новыми подковами. Теперь им не страшен ледяной наст.

Шейх выразил благодарность, коснувшись пальцами своего лба.

— Вы правы, господин академик, — заговорил по-русски шейх. — Я ничего не знал о разведчиках. Сделаю все, чтобы инцидент не повторялся.

Потом он вновь перешел на арабский.

— В моем табуне две сотни лошадей. Вы можете всех перековать?

— Мы готовы принять ваш заказ. Но подковы — не единственное наше предложение.