– И правильно учил, – одобрил высказывание парня Колька. – И еще умываться по утрам. Вне учебы хоть косы отращивайте, тут так нельзя. Я вам технику безопасности напоминаю, чтобы ваши прически в механизм не затянуло, а уж слушаться меня или же помереть безухим-безголовым – ваш выбор. Продолжим…

На сегодня, как оказалось, не было Кольке доли на педагогическом поприще: вернулся преподаватель и, поблагодарив, сменил на посту. Тут же, как оказалось, присутствовал и директор, поманил:

– Пожарский, на пару слов.

Вышли в коридор, где он первым делом одобрил:

– Очень образная речь получилась. «Помереть безголовым» – красочно, поневоле надолго запомнится. Ты, Николай, в этом году же выпускаешься?

– Так точно.

– На аттестат с отличием идешь.

Колька подтвердил и это.

– Молодец, молодец. У нас останешься учить или работать пойдешь?

– Работать.

– И это правильно. Николай, у меня к тебе просьба. Ты ведь знаешь, где Тамара Тенгизовна живет?

Колька, удивившись, признался: конечно, кто ж не знает. Уточнил:

– Она разве не в столовой?

– Нет, – лаконично ответил директор. – У меня просьба такого характера. Зайди, пожалуйста, к ней и попроси заглянуть ко мне. А потом можешь быть свободен. Справишься?

– Почему ж нет, осилю, – подтвердил парень, ожидая продолжения разговора.

Оно таки напрашивалось. Хотелось бы уяснить для себя: почему Тамара не на работе? Что отвечать, если Тенгизовна спросит: зачем это ей идти к директору? И почему, черт подери, товарищ директор выглядит так, как будто отправляет воспитанника в клетку ко львам?

Вопросов было множество, но заданы они не были, потому и ответа не последовало. Наставник просто похлопал по плечу и пошел себе по коридору. Семен Ильич, позволяющий себе на крыльце нормативную одну папироску в день, ни с того ни с сего буркнул, глядя в сторону:

– Напрасно согласился.

– Почему, Семен Ильич?

– Нечего баловать. Сам обляпался и пацана теперь засылает авангардом, – проворчал мастер. – Смелые они все обвинять да гавкать, а как отвечать за свои слова … ну, чего уставился?

Парень, хорошо изучивший за эти годы своего наставника, по-прежнему смотрел удивленно чистыми глазами, по опыту зная, что старик не выдержит и сам все разъяснит. Расчет оправдался.

– Боится он сам к Тамаре на глаза показаться. Повздорили. Безрукие в нарукавниках нашли в столовке какую-то пересортицу, – сердито пояснил Ильич.

– Как же так?

– Как-то насчитали – бог весть. Тенгизовна в переговоры и объяснения не пускалась, просто хлопнула дверью, вот, вторые сутки ее нет. Теперь внезапно оказывается, что все на месте до крошечки, что и заактировали… заактировали! Все у них под актики-протокольчики, а хорошую женщину оболгали. Директор потому тебя и посылает, сам трусит идти, злить ее еще больше не хочет. Она тетка строгая, горячая, а без нее трудно, чем он вас кормить-то будет на выделяемые фонды…

Мастер, продолжая ворчать, докурил и отправился обратно в помещение. Колька, уяснив ситуацию, вздохнул: ну что ж, посол так посол. Пошел, да поскорее.

Ему-то что, он выпускается в этом году, а первокурсников и прочих жаль, отощают. И Тамару жаль, сдружились за эти годы, столько мешков картошки перечистил, а уж фотографию отъел на ее пирожках – самое время чем-то тетке отплатить. Зайти чайку попить, вставить одно-другое доброе слово, поскулить насчет того, на кого она их, сироток голодных, бросает. Даже если психанула, наверняка сама уж раскаялась, а обратно, даже если хочет, сама не пойдет, она гордая.