|
Очень хорошо помню, как в отвратительном настроении ехала домой в автобусе. Забыла сказать, что меня еще постоянно мучили мерзкие запахи, я вышвырнула из дома всю парфюмерию, она воняла нестерпимо. Так вот, я угрюмо тряслась в автобусе, стараясь глубоко не дышать, сидящая рядом тетка просто выкупалась во французских духах. Внезапно до носа долетел тонкий аромат прелой листвы, вокруг потемнело, я невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то вместо улицы за окном увидела скошенные поля, кромку леса… Руки нащупали на коленях шуршащий скользкий материал, через пару секунд я отчетливо поняла, что сижу в карете. На мне темно‑голубое атласное платье с длинной юбкой. Причем я знала, что еду из гостей к себе домой, меня зовут Анна, эти поля и лес мои…
Ровно через секунду картина исчезла, я вновь оказалась в вонючем автобусе, совершенно ошеломленная и обалдевшая. Впрочем, поездка в карете была намного приятней, чем видение, настигшее меня в другой день. Тогда мне примерещилась телега, тащившаяся сквозь вопящую толпу, впереди виднелась куча сваленного хвороста, и я с ужасом поняла, что это меня везут на казнь. Одно не пойму, как я тогда не сошла с ума! В конце концов подобные штуки перестали меня пугать, я спокойно трансформировалась из одного существа в другое, и не всегда это были люди. Самое сильное впечатление связано с моим вселением в ящера, типа птеродактиля. Я летела над густыми зарослями травы, расправив тонкие кожаные крылья, на душе царило спокойствие. Вдруг в зелени мелькнуло нечто, похожее на большую крысу. Зверек был пойман и проглочен, ощущение полнейшего счастья затопило меня. В больницу меня положили тринадцатого числа, я было заикнулась о переносе мероприятия на двенадцатое или четырнадцатое, но была осмеяна приятелями. Утром, сложив сумку, мы с Александром Ивановичем сели на диван, и тут в распахнутую форточку влетел голубь. Мне стало нехорошо, всем известно, какая это плохая примета. Александр Иванович, сильно побледнев, начал ловить птицу, его ближайший приятель Володя Цехновичер понес какую‑то чушь типа того, что голубь – птица мира…Сами понимаете, в каком настроении я оказалась в палате. Кровать мне досталась самая неудобная, прямо у входа, возле туалета. Я легла, повернулась лицом к стене и изо всех сил постаралась не разрыдаться. Накануне первой операции я, несмотря на все уколы, так и не заснула. В восемь утра появилась медсестра и, ласково улыбаясь, сообщила: – Донцова, давай раздевайся. – Совсем? – глупо спросила я. – В простынку завернись, – пропела девушка, – сейчас каталку привезу. Она исчезла, я вылезла из халата, схватила приготовленную простыню и ощутила себя трупом в саване. Потом мне стало холодно. Медсестра не шла назад. Примерно минут через десять она вновь заглянула в палату: – Каталок нет. И мы пошли пешком в операционную, впереди девушка в голубой пижамке, сзади я, замотанная в белую тряпку. Возле двери с надписью «Не входить» сестричка посадила меня на кушетку, где лежали тюки с бельем, и велела: – Никуда не уходи. Я покорно навалилась на узел с простынями, страха отчего‑то не было, только страшное отупение. Вдруг послышались шаги, и из‑за поворота вынырнул Кучеренко, одетый, как всегда, в красную рубашку и джинсы. Я страшно обрадовалась: – Ты пришел! – Обещал же быть около тебя, – усмехнулся он и взял меня за руку. Мне стало спокойно, глаза начали закрываться. – Ты Донцова? – внезапно прогремело над ухом. Я с трудом разлепила веки и увидела огромную тетку в белом халате. – Чего молчишь? – сердилась та, – бегаем, ищем, куда ты подевалась, а ну, давай в операционную. Кучеренко молча улыбался, медсестра, не обращая на него никакого внимания, стала привязывать мои руки. |
