Это видение, конечно, держалось не очень долго.

Шестерочка

Зашел в аптеку. А там передо мной оказался солидный дядечка.

Ему был нужен бинт, ноги обтягивать, самого большого размера бинт и самого большого размера ноги.

Принесли ему.

– Не то, вы что! – затрубил на все помещение, а оно маленькое. – Мне же сетчатый!

– Так бы и сказали, – пожав плечами, милая аптекарша уходит на склад.

Вернулась.

– Вот вам шестерочка, три пятьдесят.

Рассматривает на свет, щурится:

– Во! Да мне таких штучки три…

Аптекарша полуутвердительно улыбнулась:

– Вы издеваетесь?

И пошла на склад.

– Издеваюсь! – запыхтел мужик, призывая меня в единомышленники. – У них там продукция на складе, бардак, а я издеваюсь!

Бинты принесли.

Начались поиски пятидесяти копеечек в кошелечке.

А я стоял и воображал, как этого человека, наполнив пивом, сажают в сетчатый бинт и опускают охлаждаться в воду, возле мостков, как в телерекламе, и он там сидит, а тут и Белый Медведь доволен новой забавой.

По рюмочке

В кардиологии напряженно: дня не приходит, чтобы не было подношений. В пятницу, когда большая выписка – просто беда.

Одна дама, правда, принесла доктору тысячу рублей со словами:

– Возьмите, пожалуйста… У меня муж доктор, ему несли, и плохо кончилось…

Потом опять подарили бутылку.

Доктор повертел ее, повертел и побрел в хирургию.

Зашел к заведующему, выставил на стол.

Тот обрадовался:

– Ну что, давай по рюмочке?

– Нет, – сказал доктор, – давай ты меня подошьешь, а сам выпьешь рюмочку.

– Ну, давай.

Хирург уложил доктора, подшил его эспералем – десять таблеток засадил, особенным троакаром.

Закончил дело и выпил рюмочку.

Сон

Снились лекарства.

Я сидел перед полной докторшей-терапевтом и просил анафранил.

– Вы знаете, – сказала она мне воодушевленно, – анафранила нет, но зато есть панскам. Посмотрите, побочное действие одно и то же.

Я превратился в сияющего профессора-экзаменатора, наслаждающегося моментом.

– Скажите, – спросил я вкрадчиво, – от чего лечит панскам?

Она молчала.

– Ну, скажите, – допытывался я, зная, что не скажет.

Она продолжала молчать.

– От за-по-ра, – внушительно произнес я по слогам, как маленькой. – А анафранил…

Она знала и спохватилась, и раскрыла рот, чтобы сказать, но я не дал:

– От депрессии, – договорил я за нее. – А побочное действие у них одно и то же. Поняли?

Вся красная, она кивнула. Хотела втереть мне очки. Я же даже наяву знаю, что никакого панскама не бывает.

Мы стояли посреди Невского проспекта, я отвернулся, она двинулась в сторону Дворцовой площади.

– Увидимся, – улыбнулся я ей, зная, что этого никогда не случится.

Кулёв

К вечеру у меня созрел диагноз: это грипп, не вполне обычная и потому особо гнусная форма.

Я его узнал безошибочно.

Ну, что можно сказать о гриппе?

Грипп разносит Кулёв.

Кулёв – обтекаемый мужчина лет сорока пяти, из рабочих, мой давнишний пациент.

Помню, как раз началась эпидемия гриппа, а я лечил Кулёва от радикулита и велел ему прийти на прием через три дня.

Кулёв вбежал в кабинет.