Вальтер фон дер Фогельвейде свалился на товарища Майкла как снег на голову: юный Майкл и не мечтал о таком крупнокалиберном агенте и очень удивился, когда шеф вызвал его в кабинет, передал досье и объявил, что сама судьба привела Вальтера в Москву и Майклу предстоит и поработать здесь, и договориться о связи в Лондоне.

Англия занимала все мысли разведчика, он прилежно осваивал суровый Альбион по газетам и книгам, он даже знал, что в Эшборне раз в год весь город играет в футбол прямо на улицах (уже потом, в Англии, он сажал в калошу всех англичан, никто не знал об Эшборне), а сноб — это человек, который посылает свою собаку в Альбион, чтобы она научилась правильно лаять, он выписывал английские пословицы и поговорки (чего стоило: «Может ли леопард сменить свою шкуру?», означавшее: «Горбатого могила исправит»), дабы ослеплять ими носителей котелков и орденов Подвязки, Майкл работал над собой как вол, Майкл бился над картой Лондона, нет, не над замком Тауэр или симфоническим залом Альберт-холл, а над дальними районами типа Аксбриджа или Кройдона, где предстояли тайные встречи, он с лупой в руке прослеживал маршруты метро и автобусов, которые следовало беспрестанно менять, особенно ужасными казались автобусы загородной «зеленой линии», на них по ошибке можно было умчаться вообще из Англии на Сен-Жермен-де-Пре и загулять с богемой на Монпарнасе, в то время как издерганный и измученный агент мокнул бы под дождем у памятника жизнелюбу Фальстафу, что в Стратфорде-на-Эйвоне.

Майкл осваивал и западные привычки: учился снимать шляпу в лифте, если туда впархивали дамы (это американское пижонство он подметил еще в юности в веселом фильме «Джордж из Динки-джаза»), пытался вкрапливать тонкий юмор в тосты — с этим было сложнее, но хотелось иметь успех, а он вычитал, что человек, имеющий успех на лондонском банкете, способен управлять всем миром.

В те времена в КГБ работали основательно, и уж если агент попадал вдруг на территорию любимого им государства, то использовали его на всю катушку — и по местным иностранцам (заодно и проверяли, на что он пригоден), и тренировали его на случай мировой войны, всеобщего землетрясения и апокалипсиса, когда разведке, как предполагалось, пришлось бы работать в особых условиях.

Товарищ Майкл уверенно прошел в «Националь», в ответ на церберовский оклик швейцара «Вы к кому, гражданин?» бросил несколько английских фраз, вполне в пандан с заграничным костюмом, заменившим пару лет назад Майкловы брюки «клеш» и мешок-пиджак с кривыми надставными плечами, поднялся на этаж, где жил Вальтер, убедился, что в коридоре безлюдно, и постучал в дверь.

Устроился Вальтер в шикарном «люксе» (на всякий случай КГБ поставил номер на слуховой контроль), мыслил он в Москве пошляться по музеям и соборам, поесть икры, поволочиться за девушками— в общем, отдохнуть после тяжких трудов в Лиме.

Но не тут-то было! Майкл в твердых тонах изложил ему свою программу: каждый день с 10 до 12 уроки тайнописи и элементарного шифровального дела, вечером работа с секретаршей французского посольства, которую Вальтер знал по Англии (она, по данным нашей контрразведки, до того страдала от одиночества, что интересовалась русскими мужчинами, хотя офицер безопасности не раз предостерегал ее и не советовал ходить даже в рассадник разврата — английский клуб, куда, несмотря на закрытость, все равно проникали агенты КГБ).