Изменить размер шрифта - +
По-доброму нужна была ее вещь или фотография, но чего нет, того нет. Так что будем надеяться на крепость кровных уз.

Я с нежностью вспоминала ее морщинистое лицо, мудрые глаза, неизменный темный платок на голове. Платок — потому что батюшка ее в церковь с непокрытой головой не пускал, а ходила она туда часто…

Потихоньку я начала проговаривать слова заклинания — вызова. Они лились свободным потоком, разливаясь около меня широким потоком, словно нефть по воде. Я цепко держала образ бабушки, призывая ее к себе.

Около меня, за кругом упал стул.

Я невозмутимо продолжала мешать слова со своей силой и щедро ее сеять вокруг.

Порыв ветра достиг меня.

«Окно ведь закрыто», — в страхе пискнул внутренний голос.

Я громко и уверенно дочитала заклинание:

И я резко открыла глаза — печать на это заклинание ни в коем случае ставить нельзя.

Из зеркала на меня смотрели мудрые глаза бабушки.

— Тяжело мне, — прошелестела она. — Не держи, говори, чего надобно.

— Бабуля, — у меня аж дыхание перехватило, я с жадностью вглядывалась в ее дорогое мне лицо.

— Не держи, — снова прошелестела она, строго глядя на меня.

— Хорошо, — печально кивнула я и разложила перед собой пять фотографий. — Бабуль, мне надо, чтобы завтра они все собрались в одном месте. Как это сделать?

— Черное дело ты задумала, Магда, — поджала губы бабушка.

— Иногда нет выхода, — с трудом прошептала я.

Бабушка внимательно посмотрела на меня, и лишь потом согласно склонила голову:

— Я покорна тебе сейчас, внученька…

— Так как мне это сделать? — требовательно спросила я. — Помоги мне, раз покорна.

На миг повисла тишина.

Потом из зеркала донесся голос:

— Я тебе помогу. Слушай и не перебивай. Через час они все проснутся и захотят встретиться у Геннадия Соловца, это один из приговоренных. Он живет один за городом, в небольшом коттедже. В пять утра будь готова действовать.

— Но как же это все случится? Какое заклинание надо применить? — торопливо спросила я, видя, как тускнеет ее отражение.

— Я сама все сделаю, внученька, — прошелестела бабуля. — Только грех этот на тебе, думай, как потом замаливать будешь. А теперь — отпусти.

Деревянной рукой я кинула в зеркало горсть соли, читая заклинание. Отражение бабули принялось таять, когда она торопливо шепнула:

— Беги отсюда, внученька, беги!!!

Я еще долго сидела в круге, и до того мне мерзко было… Практически я использовала бабулю, использовала ее дух, связав заклятьем мне на покорность. Еще хорошо, что Ворона не вызвала, перед ним вовсе неудобно бы было.

Вздохнув, я стерла восковый круг, подошла к столу и принялась лепить из размягченного воска фигурки. Получались они маленькие — на каждого шло по две свечки, ну да не на крест же мне их вешать, он у меня был всего один! А для того, что я задумала — и этого будет достаточно. Я шептала заклинания, закатывала в воск вырезанные лица, осторожно ногтями рисовала черты лица, благословляла воду из графина и крестила каждого, нарекая именем одной из жертв. Работа долгая, кропотливая…

Наконец, закончив все это, я посмотрела на часы на стене — я уложилась в срок. Времени было пять минут шестого. Голубки уже собрались в клетке.

Я решительно воткнула в каждую фигурку по иголке — в темечко, чтобы вызвать потерю сознания — и пошла с ними в холл. Там я быстро растопила камин, сухие поленья мгновенно занялись, и принялась с наговором кидать одну за другой фигурки в огонь.

Быстрый переход