Ей нравилось сидеть дома, прясть
и слушать бабку. Та рассказывала про свое прошлое, как она была молодая и как жила в услужении у купца.
Через два месяца пришло письмо от отца. Он писал, что работать теперь трудно, так как мужичье навалило в город со всех сторон, но что он
все-таки работает в каменщиках, здоров, шлет свое благословенье и пять рублей денег.
Письмо принес из волости <Волость - сельский округ, низшая административная единица, входившая в состав уезда.> односельчанин, мужик
степенный и верный, но пяти рублей в конверте не было.
- Волостной старшина письмо мне выдал и говорит, что батька твой дурак, зачем золотой червончик вложил, монетка-то махонька, кругленька,
сквозь щелочку-то она и выкатилась... Да врет он, мошенник, поди, рожа-то красная, масляная, сидит, чаишко дует и в бороду посмеивается!
Настя хотела пойти к волостному, потребовать денег, но бабка ее отговорила:
- Еще выпороть прикажет, - не ходи! Деньги пропащие, поголосим, легче станет!
К земскому начальнику <Земский начальник - должностное лицо, объединявшее административную и судебную власть над крестьянством в уезде.>
Настя тоже не пошла жаловаться; он жил в двадцати верстах, доступ к нему был трудный, идти к нему приходилось "на авось", так как у него был
один приемный день в неделю; если же приходили в другие дни, то мужиков гнали прочь.
Настя и бабка два дня поголосили, сидя на печи, обняв руками колени и покачиваясь из стороны в сторону, и не раз потом, в течение месяца,
когда вспоминали об этом, начинали снова голосить.
Бабка, которая мало спала, по ночам шепотом читала молитвы или начинала разговаривать сама с собою. Они вдвоем лежали на печи под одним
тулупом. Настя любила, проснувшись, прислушиваться к непрерывному шепоту бабки и угадывать, о чем и про кого она говорит.
В избе было темно, только два окошка вырисовывались странными светловатыми пятнами во мраке. Ветер шумел на улице, качал соседнее дерево,
всю ночь ударявшее сухими голыми ветками по стене избы. В ночной тишине чуткий слух Насти улавливал, как причудливый порыв ветра задевал солому
на крыше в разных концах, и ей казалось, точно какие-то большие птицы бегают по крыше и задевают солому перьями. Бабка шепчет что-то несвязное,
неразборчивое... Настя придвинулась ближе, вслушивается и различает слова. И не знает Настя, бредит ли бабка, или говорит наяву.
Замолчала бабка, зашептала молитвы. Насте страшно стало, окна глядят в темноте, как два тусклых глаза. Кажется, что кто-то тихо в окошко
стучится, кто-то высокий и темный по избе ходит и половицы под ним скрипят.
- Бабка, а бабка, мне страшно, - шепчет Настя.
Бабка протягивает дрожащую сухую руку, крестит Настю и гладит по ее лицу и волосам. Но стук в окно усиливается, кто-то настойчиво, но тихо
стучит ногтем по стеклу.
- Бабка, а ведь быдто кто стучит? Боязно!..
Настя тихо спускается с печи, ощупывая в темноте босыми ногами, куда ступить, и подходит к окну. Там действительно видна чья-то высокая
темная фигура.
- Кто там? - кричит Настя. Фигура придвигается к окну. - Кто такой будешь?..
- Ты Настасья Трифонова Плотникова?
- А ты чей будешь? На что тебе?
- Не ладно с улицы-то говорить, впусти в избу!
- Да мне боязно, что ты за человек? Поди - недобрый?
- Слушай - я старшина волостной, али не признала? Да огня не разводи, я сейчас назад уеду. |