– Закончить эту вашу процедуру, успокоить ученицу и привести ко мне в кабинет. Не отправить, а привести!

– Разумеется. Это все, Эмилия Леонардовна?

– Нет, не все. После того, как вы приведете Кристину ко мне, вы сразу же забудете всю эту историю. Раз и навсегда!

– Забуду, – пообещал я.

– Иначе вам придется иметь дело с ее отцом, а он церемониться не любит…

– Я-то тут при чем, Эмилия Леонардовна?

– Пока ни при чем. Но у вас может возникнуть соблазн быстро заработать пятьсот – шестьсот, а то и тысячу долларов, продав эту историю в какую-нибудь помойную газетенку. Лучше так не поступать…

«…Потому что покойникам деньги ни к чему. И инвалидам первой группы они много радости не доставят», – прочел я в ее глазах.

– Все будет в порядке, Эмилия Леонардовна…

– Доктор, четыре раза промыли! – Из-за двери выглянула Ольга. – Выходит одна вода.

– Еще один раз, пожалуйста. Последний…

Я в качестве врача никогда не сталкивался с отравлениями но-шпой, но когда учился на первом курсе и еще были живы мои родители, отравилась наша соседка Катя, симпатичная, веселая, общительная девушка, студентка третьего курса МГУ, факультет не помню. У Кати было много поклонников, но с любовью вышла какая-то трагедия – то ли не любил, то ли обманул, то ли как-то подставил. Бабки во дворе болтали разное – у каждой была своя версия. Катю, еще живую, нашла дома мать. Дочь лежала на диване без сознания, а рядом на полу валялся пустой пузырек из-под но-шпы…

Мать позвонила по «ноль-три», но впопыхах переврала номер дома. Телефонный номер назвала правильно, но пока бригада перезванивала и уточняла адрес, Катя умерла. Отметив сорок дней со дня ее смерти, мать повесилась. Такая вот грустная история. Тоже с но-шпой.

К директору мы повели Кристину вдвоем с Ольгой – дождались начала очередного урока, чтобы не проходить сквозь толпу любопытных, и вышли в коридор.

– Голова не кружится? – спросил я, заботливо поддерживая ее под руку.

– Нет, только есть сильно хочется.

Еще бы не хотелось – после промывания в желудке не было ровным счетом ничего. Возбуждение, вызванное пережитым, потихоньку улеглось и на первый план стали выходить самые простые потребности – поесть, поспать…

В директорской приемной Кристину приняла Марина. Поохала, усадила в кресло и спросила у меня:

– Можно ей чаю?

– Не можно, а даже нужно, – ответил я. – И сахара побольше.

– У меня есть печенье и шоколад.

– Это тоже можно.

– А ложечку ликера в чай?

Я последовательно разрешил и ложечку ликера, и мед вместо сахара, и круассаны… Наконец Марина смилостивилась и отпустила меня.

Я поспешил на кухню – снимать пробу. Сегодня вместо морковных котлет были биточки из цветной капусты. Биточки мне понравились, впрочем, после всего, что произошло, мне бы понравились и морковные котлеты.

– Как там дела? – спросил Юра, имея в виду историю с самоубийством.

– Все хорошо, – ответил я, не считая возможным вдаваться в подробности. Дело было не столько в светлой личности папаши Канданова, сколько в элементарной врачебной этике.

– Третий случай на моей памяти, – вздохнул Юра.

– Неужели? – не поверил я.

– Да. Была восьмиклассница, которая забралась в кабинете физики на подоконник и орала, что сейчас спрыгнет вниз. Третий этаж – вполне можно шею свернуть.