— Это они мать кличут, ишь как зовут-то, сердешные! — ласково говорила няня и, взяв гнездышко в руки, стала согревать птичек своим дыханием.

— Мама, мы их домой возьмем? — спросил Ваня.

— Нет, нет, как же они без матери останутся, они умрут! — возразила я.

Мне очень хотелось взять домой малюток, выкормить их и вырастить, но мне было жаль их мамы — бедной маленькой птички, — мамы, которая, вероятно, полетела за кормом своим птенчикам и будет очень плакать, если не найдет своего гнездышка.

«А тут их съест кошка, или злые мальчишки разорят гнездышко», — вдруг пришло мне в голову.

— Что же делать, нянечка? — приставала я к ней. — Придумай что-нибудь, пожалуйста!

— А дома съест Мишка! — догадался Ваня.

— Это правда, дети! И чтобы ничего этого не случилось, сделаем так. Птички останутся здесь до вечера, и мы покараулим — прилетит или нет к ним их мама. Если птичка не вернется в гнездышко, то мы унесем его с собою и поместим птичек там, где Мишка их не достанет. Только вы стерегите хорошенько.

Я и Ваня ужасно обрадовались новому занятию. Целый вечер до самого окончания работ мы не сходили с места, поджидая птичку. Но она не прилетела. Тогда мы с радостью взяли гнездышко с собой.

Мы с Ванюшей несли его по очереди до дома. Уморительно и жалко было смотреть на неоперившихся птенчиков, так смешно вытягивавших шейки и выводивших свое: «пиу, пиу».

Придя в избу, мы прежде всего заперли в кладовку Мишку, потом наловили комаров и червячков и накормили ими наших маленьких питомцев.

Они скоро перестали пищать и уснули, уткнув под крылышки свои большие желтые носики. Перед ночью, однако, они снова захотели есть и запищали на разные лады. Мы наловили комаров и накормили маленькое семейство.

Глава двенадцатая

В ГОРОДЕ

Когда мы подходили на другое утро к городу, во всех церквах звонили в колокола. Няня не велела мне отходить от нее ни на улице, ни в церкви, боясь потерять меня в толпе.

Она крепко держала меня за руку, а Марья вела Ванюшу. На улице было очень шумно и людно. Еле-еле пробрались мы к церкви и встали у паперти. В церковь нельзя было войти. Народ стоял там большой толпой, и нигде не было ни местечка.

По окончании службы из церкви понесли образа, и певчие со священником пошли на площадь и по улицам города.

— Это крестный ход, — пояснила мне няня и провела меня под самыми образами среди целой вереницы молящихся.

Мне было так весело и приятно слышать пение, видеть блестящие на солнышке ризы образов и пеструю толпу!

Мы пошли вслед за крестным ходом и вернулись снова к церкви.

— Ну, вот и помолились боженьке, — весело сказала няня, — а теперь закусим да и на ярмарку.

В церковной ограде многие богомольцы уже разложили свои пожитки и закусывали на скорую руку.

Тут же сидели и нищие, слепые и разные убогие, распевая духовные песни.

— Добрые люди, подайте бедному безногому! — раздался за нами жалобный голос.

Я обернулась и увидела несчастного калеку, у которого не было ног от самых коленей.

Мне стало до слез жаль его.

— Няня, нянечка, — шептала я, дергая няню за платье, — дай ему копеечку…

— Сейчас, Катенька, — и она полезла в карман и, достав медную денежку, подала мне для передачи бедняку.

Я протянула руку и чуть не вскрикнула: у бедного калеки не было ни одного пальца на руках.

«Господи! Господи! — думала я. — Вот мы все здоровые, довольные, сытые, а он, бедный, как должен мучиться! А я еще капризничаю подчас, когда не исполняют мои прихоти, а у этого бедняка нету самого необходимого».