— Донести не проблема, но, полагаю, прогулка поможет тебе протрезветь.

— Я не пьяная!

— Будем считать, что ты навеселе?

Он больше не улыбался, линия его губ стала жесткой, и Мишель захотелось дотянуться до них, чтобы прикоснуться к ним своими губами и смягчить их, напомнив о том, что ждет их этой ночью.

— Совсем чуть-чуть. — Мишель старалась говорить высокомерно, но ей это никак не удавалось. Куда же девалось ее сопротивление? Филипп больше не раздражал ее, и у нее не возникало никакой потребности обороняться от него.

Вечер они провели в маленьком ресторанчике, недалеко от особняка. Там все было чудесно, и если она и выпила слишком много вина, то исключительно для того, чтобы притупились чувства в преддверии ночи и чтобы не было так страшно.

Вместо этого, как она поняла, алкоголь, проникнув в кровь, возбудил в ней сексуальный голод и заставил льнуть к нему, с нетерпением ждать его любовных ласк. Опираясь на руку Филиппа, Мишель подумала, что на этот раз она, похоже, не будет вести себя как замороженная рыба.

Они шли по узким улочкам старой части города. Ветер с Мексиканского залива, влажный и теплый, доносил запахи моря, которые смешивались с ароматами ночных цветов. Ей действительно нравился этот город, она была счастлива, что снова оказалась здесь вместе с Филиппом, и сознание этого кружило ей голову больше, чем выпитое вино.

— Я и забыла, как успокаивающе действует на меня этот город, — сказала Мишель, вздохнула и уронила свою курчавую головку на его широкое плечо.

— Ты имеешь в виду Новый Орлеан или выпитое вино? — сухо спросил Филипп и обхватил ее за талию, чтобы удобнее было ее поддерживать. — Осталось немного, мы почти пришли.

Дом… Как приятно слышать это слово! Если бы и вправду у них был общий дом… Глаза Мишель наполнились слезами. Если бы они могли остаться здесь навсегда, подальше от…

— Ой! — вскрикнула Мишель от боли, споткнувшись о выступавший булыжник мостовой.

Все несчастья моментально были забыты, как только Филипп, мрачно буркнув, подхватил ее на руки и понес к дому.

— В наш медовый месяц ты не перенес меня через порог, — пролепетала она, но слова звучали невнятно, потому что язык плохо слушался ее.

Неожиданно на нее напал приступ неудержимого смеха. И все это не из-за выпитого вина, подумала она, а потому что самый великолепный мужчина в мире держит ее на руках, прижимая к широкой груди. Руки ее обвивали его за шею, и их лица почти соприкасались. Так что можно было запросто поцеловать его…

— Ты забыла, что на нас смотрели? — весело спросил он таким тоном, словно пытался рассмешить неполноценного ребенка. — Ты была такой скромницей. Мне не хотелось еще больше смутить тебя. Из-за любого пустяка ты краснела как морковка и прятала лицо.

Мишель немного подумала и решила, что в его словах есть доля правды. Три года назад она была жуткой занудой.

— Я помню, — беззаботно ответила Мишель. — Весь штат прислуги сбежался взглянуть на жену хозяина. Уставились и разглядывали, как заморское чудище!

Она почувствовала, что он напрягся, видимо недовольный ее словами, и покрепче ухватилась за его шею. Что толку вспоминать то, что было. Теперь все в прошлом и кроме ни здесь никого нет, а это самое главное. Разглядывать и обсуждать ее некому. Правда, сейчас это ее мало обеспокоило бы, она превратилась в раскованную и независимую женщину, теперь она не стала бы краснеть как морковка и прятать лицо. Но самое удивительное — она больше не боится разочаровать Филиппа в постели. Если она чего-то не умеет, он мог бы научить ее. Она будет старательной ученицей.

— Чудная ты какая-то.