|
Ветви у таких елей начинаются на высоте 5–6 метров. Идти по такой тайге — мука! Это жуткий и непроходимый бурелом. Северная тайга совсем другая — это довольно чахлая лиственница и корявый, но могучий кедр. Под ногами стланик и карликовая березка — штанодер! А грибы в северной тайге — фантастика. Можно косить. Белый гриб имеет шляпку до 50 см в диаметре. Но наилучшие грибы — рыжики. Их можно есть сырыми. А если солить, то через два дня они уже готовы. Тайга — это заботливая мать. И накормит, и обогреет, и укроет. Даже зимой. Но зимой она может стать и мачехой, если оплошаешь. А какие летом в тайге бывают комары! Сядет такой комарище на спину и кэ-э-к воткнет жало, так оно — не поверите! — из живота вылезет! Во зверюги! А тот самый пресловутый гнус (он же мокрец, он же мошка, мошкара), вот он — страшен по-настоящему. Имеются, конечно, средства и против гнуса, имеются, но… лучше не надо. Гнуса не надо.
Тайга у Города, в Заповеднике, совсем другая. Культурная. Хотя и довольно нетронутая. Ее в Заповеднике не пакостят, жалеют. …На одном из таежных перевалов стояли трое друзей: Кэп, Док и Техник, которого еще со студенческих лет окрестили Тексом. Четвертый — Монтажник, он же Монти — должен был догнать их позднее. Итак, стояли они и любовались именно такой, относительно культурной тайгой. Из сплошного желто-зеленого ковра тайги, покрывающей горы, выступали громады скал. Одни — поближе, другие — далекие. Это была их юность и молодость. Вдруг Док продекламировал: — Лирик, блин, — проворчал, отдуваясь, Кэп, — пошли дальше… Нам еще топать, да топать… десяток километров, не меньше… — Да успеем… Отвык ты, морячок, в рубке своего дредноута ногами шевелить, отвык, — ехидно произнес Текс. — В прежние годы мы от этого места до стоянки за полтора часа добегали… а то и быстрее. — Ага, добегали, — огрызнулся Кэп, — лет тридцать назад… — Да, ребята, пошли, — поддержал Кэпа Док, — нечего резину тянуть. И — закинув за спину рюкзаки, они дружненько двинулись дальше. Тропка, хорошо выбитая ногами туристов и усыпанная желтым листом, то поднималась вверх, петляя, то резко падала вниз. Тропу буквально на каждом шагу пересекали узловатые корни сосен, что стояли вдоль тропы. Из-за них она почти везде имела вид лестницы с неравномерными ступенями… Вскоре они свернули на едва заметную стежку, уходящую в сторону, в долину. Там остановились. — Раньше она пошире была, — отметил грустным голосом Кэп, — гораздо шире. — Так это хорошо, мало ходят… Значит, на нашем месте почти наверняка никого не будет, — возразил Док, потом, помолчав, спросил: — Ребята, а Монти не проскочит поворот на эту тропку?.. Уж слишком она заросла. — Не, это Кэп проморгал бы поворот, ведь последний раз он здесь был — когда, Кэп? — повернувшись к нему, спросил Текс. — Да лет уж двадцать прошло, — ответит тот. — Вот видите, а Монти каждый год здесь шастает, так что не боись, дохтур, через часок он нас догонит! И друзья снова зашагали по еле заметной и сильно заросшей тропке, которая с каждым десятком метров все круче и круче опускалась в сырость распадка. Вдруг резко потемнело — будто кто свет выключил, вернее, не выключил, а сильно притушил. Это было так неожиданно, так внезапно, что они разом остановились и уставились на небо. Полумрак — и даже не полумрак, а что-то похожее на туман — окружал друзей. Причем этот туман возник как-то сразу, со всех сторон одновременно — вот его не было, а вот — они уже в тумане. |
